Карабек сумел вернуть некоему Гаджи-Юсифу, по прозвищу Сирота, его земельный надел Баба бостаны ("Огород деда"), который находился по соседству с нефтеносным участком самого наместника Кавказа — графа Воронцова-Дашкова и который самовольно присоединили к данному участку обнеся их общей оградой. О том, как Карабек вырвал жирный кусок из горла всесильного правителя, рассказывали с удовольствием, во всех подробностях, и с гордостью замечали: "Нешуточное дело — мошка проучила мишку".
А произошло все следующим, образом: после того, как "Баба бостаны" огородили, его владелец Етим Гаджи-Юсиф решил подать в суд жалобу и обошел одного за другим всех бакинских адвокатов. Стоило им узнать, что ответчик сам наместник, как они тотчас же отказывались вести это дело. Все в один голос отговаривали истца:
ведь это все равно что с медведем в один мешок влезть, пикнуть не успеешь — задерет. У него спина-то вон какая — царь Николай.
Наконец, владелец надела сумел пробиться к Карабеку и стал его умолять: так, мол, и так, на одного тебя надежда, не погуби сироту. Карабек соглашается вести дело, отправляется в Петербург и через несколько месяцев возвращается в Баку с сенатской комиссией. Усадив членов комиссии в два фаэтона, адвокат везет их к месту тяжбы — в Балаханы. Члены комиссии останавливают прохожих — мусульман, русских, армян — и задают всем один и тот же вопрос: "Что это за место?". Ответы были одинаковы: "Это "Баба бостаны" Етима Гаджи-Юсифа". Имена спрашиваемых заносились в протокол, грамотные расписывались, неграмотные прикладывали к бумаге палец, обмакнув его в чернила.
После осмотра участка комиссию везут в мечеть. По случаю поста все правоверные находились в мечети — читали Коран). Когда закончилось моление, члены комиссии приступили к опросу, и более сотни постящихся, положив руку на Коран, подтвердили, что место, о котором идет речь, на самом деле называется "Баба бостаны" и соответствует своему названию. Гаджи-Юсиф получил его в наследство от деда. Чиновники записали все показания, заставили грамотных расписаться, а остальные оставили оттиски пальцев.
На следующий день неутомимый Карабек везет комиссию в Сабунчи — соседний промысловый район, затем в близлежащие поселки. Здесь также составляются письменные свидетельства с подписями и отпечатками пальцев. Карабек уезжает вместе с членами комиссии в Петербург. Воронцов-Дашков проигрывает дело. Адвокат вернулся, имея на руках распоряжение о возвращении "Баба бостаны" его законному владельцу. Пришлось графскому управляющему разобрать забор.
После этого случая акции Карабека поднялись еще выше. Повсюду только и разговоров было, как дока-адвокат одолел самого сардара[5] Кавказа и не где-нибудь, а в "Фитильбёрге", на глазах Николая-падишаха.
Два года спустя из колодца, прорытого на участке Етима Гаджи-Юсифа, ударил нефтяной фонтан такой силы, что о нем услышал весь Баку, а эхо донеслось до Тифлиса и Петербурга…
Рос город, росло число городских учреждений. Была создана государственная палата, городская управа при бакинской Думе. Гасан-бек Зардаби, редактор первой азербайджанской газеты "Экинчи" ("Пахарь"), писал в связи с предстоящими в 1878-м году муниципальными выборами: "Ради аллаха, во время выборов обращайте внимание не на длинные бороды, широкие кушаки, кованые сундуки тех, кого избираете. В городских присутственных местах разговоры и переписка будут вестись на русском языке. А посему вам следует отдать голоса за честных, порядочных людей, знающих русский язык, дабы они не посрамили нашего имени среди тех гласных, которых изберут христиане (те избирают две трети состава)…".
В городе, который разрастался день ото дня было трудно дышать от зловония. Положение усугублялось тем", что во многих дворах держали скотину. Все больше становилось упряжных лошадей. Часто наблюдались вспышки инфекционных заболеваний. И тогда, в 1878 году начали прокладывать городскую канализацию.
Увеличилось число полицейских участков. Учредили Бакинскую биржу с десятью маклерами. Один из них был старшим. Маклеров подбирали из христиане причем, непременно русского подданства. Создали городской адресный стол. Городская управа решила обновить и улучшить уличное освещение, она даже издала специальный указ об этом. На весь город было всего-навсего 86 фонарей, да и то 72 из них висели на чем попало и только 14 — на врытых в землю чугунных столбах, правда, тоже отживших свой век. Чугунные столбы когда-то подарил бакинскому губернатору заводчик Кокорев. Фонари заправлялись керосином. В соответствии с решением муниципалитета количество уличных фонарей было доведено до 698 штук, для чего понадобилось 35 канделябров, 162 чугунных и 241 деревянный столб, 232 чугунных кронштейна.