Томас вихрем слетел по лестнице и распахнул металлические створки. Гризельда увидела его в дверях на темном фоне лестничной площадки, освещенного наружным светом с блестевшими от любопытства глазами, со слегка приоткрытым ртом и непослушными кудрями, окружавшими лицо.
Своими широко открытыми глазами Томас увидел стройный силуэт во всем сером, с лицом, скрытым тонкой серой вуалеткой, словно лондонским туманом.
Из уст серого призрака прозвучала фраза, ошеломившая его:
— Действительно, ты очень красив!.. Он сделал шаг назад, пробормотав неразборчивую смесь английских и французских слов; она двинулась к нему, ничего не ответив. Он стал подниматься по лестнице, то и дело оборачиваясь, чтобы посмотреть на нее. На третьей ступеньке она сбросила туфли, чтобы почувствовать себя удобнее.
Томас отстранился, чтобы позволить ей войти в небольшую комнату, одновременно столовую, гостиную и кабинет. Она сразу же подошла к столу, поставила на него свои лодочки, легкие, словно листья, положила муфту, перчатки, длинные булавки, удерживавшие шляпку на голове и, наконец, саму шляпу с туманной вуалеткой.
Стоявший возле камина Томас завороженно открывал для себя гостью, по мере того как она избавлялась от своих принадлежностей. Ее трансформация, одновременно естественная и волшебная, напоминала процесс освобождения каштана от колючей кожуры, когда в узких трещинах начинает проглядывать его круглое с теплым блеском тело.
Ее волосы, собранные в сложную структуру, которую пыталась навязать им хозяйка, рассыпались во все стороны. Она подняла руки, извлекла из волос новую порцию булавок, длинных, средних, коротких и двойных, и встряхнула головой. Масса ее волос упала тяжелой волной темного золота до пояса.
Она вздохнула с облегчением.
— Ах, как приятно почувствовать себя свободной от всего этого! Так трудно придерживаться парижской моды, в особенности для волос! В Марабанипуре я сплетаю их и укладываю вокруг головы, вот так… Или распределяю волосы по бокам, вот так… Там нет никакой обязательной моды… Ничего, кроме обязанностей и запретов. Выглядит это достаточно жутко, но, по сути, сильно облегчает жизнь… Она улыбнулась и добавила:
— Все это не имеет никакого значения… Но женщина вынуждена соблюдать эти правила! Гризельда сняла шелковую накидку и бросила ее на стол. Подойдя к окну, она открыла его и посмотрела на парк и небо, по которому бежали вереницей апрельские облака. Пробормотав «весна… весна…», она закрыла окно и упала в кресло из переплетенных ивовых прутьев, окружившее ее завитками и спиралями. Потом подняла лицо к Томасу:
— Расскажи мне о себе… Сколько тебе лет? Томас сглотнул и сказал: — Семнадцать лет… Вот уже три недели… — Весна… весна… — снова сказала Гризельда. Поднявшись с кресла, она обошла комнату, останавливаясь перед фотографиями и портретами в больших и маленьких рамках, повсюду развешанными Элен и почти полностью закрывавшими обои гранатового цвета. Обломки прошлого, которым находилось при переездах место в багаже, или присланные сестрами. Элен тесно расположила их на стенах, пытаясь таким образом восстановить мозаику прежней жизни. Гризельда в двенадцать лет… Гризельда в четырнадцать лет… Задержавшись перед миниатюрой, она воскликнула:
— Мама! Какая ты была красивая!.. Странно, но она не испытывала печали; казалось, она радовалась возвращенному прошлому. На мгновение замерла перед акварелью, на которой Элен по памяти нарисовала пейзаж острова с белым домом. Потом подняла левую руку, коснулась тонкими пальцами изображения и легким движением погладила его. На ее указательном пальце был перстень, переплетение золотых нитей которого окружало большой изумруд. Томас не представлял цену драгоценных камней, но фантастическая стоимость перстня не вызывала у него сомнения. Он даже подумал, что изумруд может быть фальшивым и перстень — это просто игрушка для фей, и стоит ему закрыть и снова открыть глаза, как перстень исчезнет, а с ним, вполне возможно, исчезнет и Гризельда.
Он подумал, что Гризельду не интересуют картинки на стенах; ее взгляд блуждал где-то у горизонта. Безграничное пространство вошло вместе с ней в небольшой салон, стены которого исчезли. Она была кораблем с наполненными ветром и солнцем парусами или королевой огромных птиц с голубыми глазами, о которых ему рассказывал Леон. Она живет в джунглях Амазонки, и перед ней расступаются деревья, когда она идет.