Удар сабли рассек Шауну лоб, кровь залила ему глаза, и он почти ничего не видел. Он что-то кричал, выпуская неизвестно в кого последние пули из ружья. Попытался стереть кровь с лица и увидел, что машина немного оторвалась от толпы бандитов. Прибавил скорость, но свора не отставала от него.
Наклонившись, Шаун выхватил из ящика со взрывчаткой две шашки с коротким запальным шнуром и извлек из кармана зажигалку. Ему с трудом удалось зажечь сначала один, а затем и второй шнур руками в крови и пыли; потом он бросил оба заряда в ящик, с трудом поднял его, опустил на песок из притормозившей машины и, снова надавив на педаль газа, устремился к проходу между скалами, пока кровь не успела залить ему глаза.
Ферган застонал.
— Дружище, — бросил ему Шаун, — похоже, мы и на этот раз сможем унести отсюда ноги… Ящик, заполненный шашками динамита, взорвался в тот момент, когда мимо него проносилась вопящая и размахивающая саблями кавалькада. Казалось, огромная дюна взлетела в воздух вместе с всадниками и тут же рухнула на землю во вращающейся смерчем туче красной пыли, которую то и дело пронизывали вспышки от продолжающих взрываться зарядов динамита. Потом на землю посыпались куски человеческих и лошадиных тел.
Шаун пришел в себя, когда машина приближалась к ущелью. Они все же спаслись. Он осторожно съехал на равнину по круто спускавшейся вниз тропе. Далеко позади жалкие остатки татарского отряда уносились во все стороны от оставшейся на месте взрыва воронки. Но они могли и вернуться с новыми силами. Нужно быстрее оставить между машиной и противником расстояние как можно большее. Но прежде всего необходимо заняться Ферганом.
Он остановился, не заглушая мотор. Сойдя с машины, Шаун удивился, что у него подгибаются ноги. Чтобы не упасть, ему пришлось схватиться за раму выбитого ветрового стекла. Только теперь он разглядел, что теряет кровь, вытекающую из нескольких ран — сабельных на лбу, на плече и правом бедре и пулевой на груди.
Правда, рана на лбу почти не кровоточила, но когда он коснулся ее рукой, то понял, что рассечена кость черепа и почти вскрыта оболочка мозга. При мысли о столь близко пролетевшей мимо смерти, он содрогнулся. Шаун заговорил, обращаясь к Фергану:
— Ферган, тебе скоро придется сесть за руль, так как я не смогу долго оставаться в сознании… Ферган застонал и попытался, слегка приподнявшись, ответить другу, но тут же опустился без сил на траву. Склонившись над ним, Шаун понял, что дело плохо. Пуля вошла в спину и вышла через грудь на уровне подмышки, оставив выходную рану размером с монету в пять франков, из которой вытекала кровь. Лицо с правой стороны было обожжено, когда он упал на горячий капот.
Шаун сел возле друга и постарался успокоить дыхание. Он сплюнул, почувствовав вкус крови во рту.
— Ферган, братишка, — сказал он, — мы с тобой никогда не увидим зеленые луга Донегола… — Шаун… Мы умрем?.. — Да, Ферган… — Молли… Что будет с ней?.. — Не беспокойся, Гризельда позаботится о ней… «Гризельда, ах, Гризельда, я потеряю тебя, — подумал он, и сердце его сжалось от боли. — Не знаю, куда приведет меня рука Божья… Даже если он примет меня в раю, я буду страдать без тебя… Надеюсь, Господь позволит нам когда-нибудь встретиться… Как я хотел вернуться вместе с тобой в Ирландию… Я готов даже умереть, но только рядом с тобой… О, Гризельда, как мне тебя не хватает…»
Ферган застонал.
— Шаун!.. Мы умрем без исповеди!.. — Нет, Ферган… Любой христианин может выслушать другого… Исповедовать его… — Я не знал… Но, раз ты говоришь… Я верю тебе… — Ферган, я готов исповедовать тебя… Когда Шаун хотел встать на колени возле Фергана, ему показалось, что земля покачнулась, и он едва не упал на спину. Холодная боль, словно удар сабли, пронзила голову от одного виска к другому.
— Гризельда, Гризельда, помоги мне… — прошептал он. Ему удалось снова встать на колени. На том месте, где он сидел, остались капли крови. Он перекрестился.
— Говори со мной, Ферган… Сейчас Господь слушает тебя. — Я не знаю, что мне сказать… Помоги мне, Шаун… — Ты грешник, Ферган. Скажи: «Боже, я много грешил…» — Боже, я много грешил… — Ты раскаиваешься в содеянном, Ферган? — О, конечно… Я раскаиваюсь! Боже, прости меня, если можешь… Столько грехов… Наверное, каждый день… Шаун, мне страшно… Он не простит мне все мои грехи!.. Их много… как звезд на небе!.. — Нет, Ферган, он простит тебя… Если ты раскаиваешься… Если ты любил… Ты ведь любил, Ферган? — Да, Господи… Я любил… Любил Бога, своих родителей… Шауна и Гризельду… И Молли, мою жену… Больше всего я любил Ирландию… Я ненавидел англичан… за все зло, что они причиняют… и причиняли всегда… — Ты должен простить их, Ферган, за все, что они совершили… Если ты хочешь, чтобы простили тебя… — Я не могу… — Они тоже люди, такие же, как ты… Они не знают, что делают… — Это не люди… Это англичане… — Прости их, Ферган… И поторопись, ты можешь умереть в любой момент… — Шаун, спаси меня!.. — Прости их, Ферган, прости скорее!.. Прощение от всего сердца это… — Я… Я прощаю их… — Господь прощает тебя, ирландец Ферган Бонниган… Наступила необычная тишина, и Шаун вдруг услышал пение множества птиц, потому что заглох мотор. Машина перестала дрожать и затихла. Из пробоин, оставленных пулями и саблями, вытекали бензин и масло. От раскаленного двигателя поднимался легкий дымок.