Сначала он чувствовал себя неловко, но после третьего бокала ему показалось забавным прогуливаться в этом необычном мире, расслабленным и жизнерадостным. Он никогда раньше не пил шампанское. Теперь ему казалось, что он неимоверно вырос и стал неуязвимым. Никто и ничто не могло причинить ему вред. Он видел жалких людишек где-то внизу, бултыхающихся в звуках оркестра и электрических огнях, как в воде аквариума со своими бородами, животами, лысинами и перьями в прическах; они путались в колеблющихся водорослях платьев и фраков, были смешными, неловкими, трогательными. Он был легким и подвижным, с проницательным взором и ясным сознанием.
Томас позволил музыке увлечь себя в большой салон. Оркестр, взгромоздившийся на эстраду в виде полумесяца, окруженную кадками с зелеными растениями, играл вальс. Пары медленно кружились на блестящем паркете. Дамы, подхватившие левой рукой просторные складки своих платьев пастельных тонов, черно-белые кавалеры, направлявшие дам рукой, лежащей над тонкой талией, и изображавшие пресыщенность и незаинтересованность в получаемом удовольствии. Драгоценные ароматы духов смешивались с запахом косметических жиров для усов и легким запахом сигар, доносившимся из курительной комнаты. Томас видел и ощущал окружающее с поразительной ясностью, создавая в уме картины происходящего и сразу же забывая их.
Уверенным шагом, с легкой улыбкой на губах, он спокойно направился к дальнему концу салона, чтобы оказать почтение королеве бала, леди Элизабет Лэнгфорд. Она висела на стене между двумя цветущими филодендронами, доставленными из Бразилии. Томас слегка склонил перед ней голову, потом выпрямился и всмотрелся в нее. Его улыбка сразу же поблекла: он оказался лицом к лицу с Гризельдой… Гризельдой такой, какой она была в молодости, с волной рыжих волос, расплескавшейся по плечам, зелеными глазами, лучившимися жаждой жизни, сверкающей кожей, умытой воздухом Ирландии, холмы и небо которой были видны на заднем плане.
— Что, Томас, вы потрясены нашей прародительницей?.. Согласитесь, ведь она удивительно прекрасна! Возле него оказался сэр Генри в компании пары гостей, которым он хотел показать портрет Элизабет. Томас ответил, не отводя глаз от портрета:
— Да… Она очень красива… Удивительно, как она похожа на Гризельду.
— На Гризельду? Удивленный, сэр Генри внимательно посмотрел на портрет. — Ну, может быть, волосы… И еще… Нет, у Гризельды они были длиннее… Они спускались до талии… И черты лица не совсем такие… У Гризельды они были тоньше… В ней одновременно чувствовалось больше … присутствия… и загадки… У нее был лучистый взгляд… Она… Он сообразил, что проявляет подозрительное красноречие, и замолчал. Подумав некоторое время, он продолжал:
— Но вы не знали ее!.. — Да, конечно! — спохватился Томас. Он тут же постарался исправить свою неосмотрительность: — Но у нас дома были ее фотографии… — Да, понятно… Вы позволите?.. Он обратился к сопровождавшему его мужчине: — Поль, это мой кузен Томас Онжье… Это Поль де Рим со своей очаровательной дочерью Полиной… Полина попыталась сделать реверанс, но тут же остановилась. Томас поклонился и пожал руку ее отцу, которого сэр Генри сразу же увлек к другим гостям.
— Оставим молодежь, пусть потанцуют… Томас смотрел на Полину, и Полина смотрела на Томаса. Она нашла его очень красивым, он же был удивлен ее юностью и хрупкостью, несмотря на серьезный взгляд, свидетельствовавший, что она не боится людей и событий. На ней было такое же белое платье, как на Элизабет, и тонкая ниточка жемчуга вокруг шеи, чуть более белая, чем сама шея. Очень светлые русые волосы, удерживаемые почти незаметными жемчужными гребнями, короной обвивали голову.
Томас подумал, что эта сияющая белизна была отражением портрета Элизабет, которая, в свою очередь, была отражением Гризельды. Девушка, польщенная таким молчаливым вниманием, решила, что оно несколько затянулось. Она спросила, улыбнувшись:
— Потанцуем? Томас снова услышал музыку, про которую совершенно забыл, прислушался и покачал головой.
— Нет… Я не умею танцевать… Если вальс, я рискнул бы попробовать… Но это — я даже не знаю, что это за танец… Она засмеялась.
— Это мазурка… Ему понравилось, как она смеется. Томас обратил внимание на ее небольшие белоснежные зубки и сказал:
— Бланш!.. Вас должны были назвать Бланш!.. Это имя очень подходит вам… Вы белоснежны, словно веточка цветущего боярышника… Сколько вам лет? Она легонько хлопнула его по плечу перламутровым веером.