Восхищенный Томас встал, опрокинул тазик и упал. На четвереньках, оставляя за собой след гигантской маринованной улитки, он направился к стеклянной двери салона, сквозь которую в помещение вливалось пенящееся солнце. Он уцепился за ручку, поднялся на ноги и распахнул обе створки, наполняя грудь потоками света и открыв рот, чтобы напиться светом и захлебнуться в нем.
Он успел охватить взглядом множество почек каштана, протыкающих своими фиолетовыми стрелками оранжевое небо. Потом на него с головы до ног обрушился холод, швырнувший его в комнату. Юноша упал под ноги Тридцать первому, успевшему перепрыгнуть через него. Леон поднял Томаса, вскинул себе на плечо и поднялся наверх в свою комнату, где и уложил его в постель. В комнате стояли, между ящиками и чемоданами, две лишние кровати, предназначавшиеся для приезжих гостей.
Когда вернувшаяся Элен нашла комнату Томаса пустой, она бросилась, словно фурия, искать сына. Прежде всего накинулась на Леона, который, как она была уверена, не мог не оказаться участником исчезновения юноши. Тем более что соответствующих примеров было более чем достаточно! Она с радостью оставила бы этот дом со всеми его невероятными обитателями, но плата за квартиру была такой скромной, да и большой парк вокруг дома… Расставшись с островом, она долго страдала от отсутствия рядом деревьев. Здесь у нее не было времени, чтобы гулять по парку, но она ощущала дружеское присутствие деревьев, благотворное, несмотря на то, что у нее не было лишней минуты, чтобы взглянуть на них. Ночами, какими бы они ни были холодными, она оставляла окно приоткрытым, чтобы впускать в комнату их запахи и шум листвы. Когда ветер дул с запада, перескакивая с одного дерева на другое, ей чудилось, что она слышит, как голос леса на острове Сент-Альбан откликается на бесконечное бормотание океана.
Леон показал ей Томаса на медной кровати, на которой тот спал, обняв мешок с овсом. Он накрыл его роскошной белой шкурой Жан-Жана, своего белого медведя, умершего прошлой осенью. Между краем медвежьей шкуры и шапочкой из аранской шерсти, натянутой Томасу до самых глаз, можно было увидеть только его красный нос и часть щеки с выступившими каплями пота.
Элен простонала:
— Боже! Что вы с ним сделали? Что с ним? — С ним все в порядке, — с гордостью заявил Леон. — Он здоров. Томас не совсем спал и не совсем проснулся. Он пытался вспомнить точное количество почек на каштане. У него получалось плохо. Он считал: «Одна, две, три…сто…тысяча…» Но это явно был плохой метод. Когда он недавно просто глянул на дерево, сразу узнал, сколько почек на его ветвях. И ему не нужно было считать их по одной. Но он больше не умел действовать таким образом. Эта замечательная способность пропала.
— Что здесь происходит? Палец Элен остановился на бугорке, образованном медвежьей шкурой рядом с телом Томаса.
— Ничего особенного, — ответил Леон.
Элен приподняла шкуру и обнаружила совершенно голую Даллу, спавшую, прижавшись к Томасу.