Задохнувшись от неожиданности, Элен несколько секунд соображала, какого пола существо, спавшее рядом с ее сыном. Потом воскликнула:
— Это же девочка! — Да нет же, — сказал Леон. — Ничего особенного, это же Далла… Она всегда забирается для сна в самое теплое место… Совсем как кошка… Если она не носится, она спит… Его большая ладонь осторожно похлопала маленький зад коричневого цвета. Далла открыла голубые глаза, села и улыбнулась.
— Иди к лошадям, — сказал Леон. Потом он повторил эту фразу на цыганском языке. Далла спрыгнула с постели и выскочила из комнаты.
— Томас! — крикнула Элен. — Томас! Немедленно поднимись к себе! Томас немного сморщил нос и пошевелил губами, но не открыл глаза.
— Он спит и не слышит вас, — сказал Леон. — Оставьте его. Ему нужно еще немного пропотеть. После этого я подниму его наверх. Лекарство, которое я ему приготовил, очищает кровь по меньшей мере на полгода…
На площади Сен-Мишель была выкопана огромная яма. В ней мог скрыться до половины высоты собор Нотр-Дам, а если на него немного надавить, то он поместился бы и целиком.
Под слоем наносов выработка на глубине в 20 метров вошла в белую плоть основания Парижа, в чистый известняк, состоящий из множества скелетов микроскопических существ, когда-то населявших простиравшееся на этом месте древнее море. Тысяча этих малюток не смогли бы заполнить и глаз блохи.
Гигантский металлический параллелепипед с каждым днем все ниже и ниже уходил в дыру. В нем помещалась станция метро, получившая позднее название «Сен-Мишель». От него отходил туннель, который должен был пройти под Сеной.
Точно такой же туннель собирались пробить и под горой Монблан, чтобы уложить в нем рельсы железной дороги. Говорили даже, что еще один туннель должен был пройти под Ламаншем, чтобы связать французский Кале с английским Дувром. Никто не верил возможности реализовать этот проект, хотя англичане и говорили «да». Было хорошо известно, что на деле это означало «нет».
Когда Элен перебралась из Англии в Париж, она сняла комнату в отеле неподалеку от вокзала Сен-Лазар. Опасаясь континентальных жуликов, она хотела немедленно положить в банк имевшиеся у нее небольшие деньги. Вместе с сыном она приехала в фиакре к заведению под названием «Бритиш Банк», адрес которого ей дал консьерж отеля. Это было небольшое отделение лондонского банка, но клиенты у него имелись весьма солидные. Элен, еще не оформившая к этому времени развод, узнала, что она не может стать клиентом банка без согласия мужа.
Директором отделения был тогда мистер Уиндон, англичанин с достаточно широкими взглядами; он случайно оказался компаньоном принца Уэльского, будущего Эдуарда VII, во время его парижских похождений. Он считал себя обязанным помогать соотечественникам, рискнувшим перебраться во Францию. Потому лично принял Элен, просмотрел ее документы и удивленно воскликнул, узнав, что она была дочерью сэра Джона Грина. Уиндон прекрасно знал его! Ему приходилось иметь с ним дело, когда тот держал деньги в лондонском «Бритиш Банке»!
Он поинтересовался новостями о ее родителях и сестрах. Элен довольно сухо ответила, что у нее исключительно прекрасные новости. Мистер Уиндон не стал уточнять, хотя у него имелись для этого основания.
Он сразу же нашел выход из сложившейся ситуации, ловко обойдя существующие правила. Разрешил Элен получить абонемент на отделение в банковском сейфе и вручил ей ключ со всеми полномочиями.
Успокоившись, Элен попросила у него совет, так как хотела снять приличное жилье как можно дешевле и ее интересовала возможность устроиться на работу. Она неплохо знала французский и очень хорошо — латинский и греческий языки, а также археологию Шумера.
— Да, да… Конечно, Шумер… Это очень интересно, — пробормотал мистер Уиндон. Сидя за своим столом из красного дерева, доставленным из Лондона, он внимательно смотрел на Элен, поглаживая гладко выбритый подбородок и аккуратно подстриженные по последней французской моде усы. Для него было очевидно, что ему стоит поддерживать отношения с дочерью сэра Джона Грина. Он покрутил ручку телефона и связался со своим приятелем, господином Лабассьером.
Элен, напряженная словно струна, сидела на краешке стула. Томас, который пока еще был Джоном, устал, хотел есть и спать. Стоя рядом с матерью и опустив голову ей на колени, он слегка хныкал, посасывая свой палец. На нем был костюмчик из белой стеганой ткани. Ему на этот момент исполнилось полтора года. Мать время от времени заставляла его выпрямиться, говоря «Keep straight», и вынимала палец у него изо рта. Он немедленно снова совал его в рот.