Выбрать главу

А вот поездки к соседям или их приезды к нам. Мы ездили к Юрьевым. Семья артиста Ю. М. Юрьева жила в их давно разоренном имении Поняки, от которого, в сущности, осталась только усадьба с разрушавшимся постепенно домом и старым садом на берегу мелкой, но красивой речки Сабли, действительно, как плоская сабля, сверкавшей на солнце. Дом был огромный, в стиле ампир, с колоннами у входа, с множеством комнат, скудно обставленных остатками старинной мебели. Чтобы поддержать его в порядке, у Ю.М. не хватало средств, так что там попадались, например, двери в верхнем этаже, ведущие на балкон, которого давно не было, отворявшиеся прямо в бездну и представлявшие большую опасность для тех посетителей, которые слишком широко пользовались гостеприимством хозяина. А гостеприимство у него было старинное! Усадьбу эту, где прошло все его детство, он очень любил, и, освобождаясь на летний отдых, предпочитал ее всяким заграничным поездкам. Ездил он туда юношей, с трепетом бывал у своей великой соседки, М. Н. Ермоловой, — после театра и города вдруг становившейся ближе и доступнее, переживал там свой первый юношеский роман… Ездил и взрослым, зрелым человеком. В то время, о котором идет речь, матери его уже не было в живых, с ним жила старшая сестра и целый выводок племянников и племянниц, с мужьями, детьми или без оных. Кроме того, целые курсы его учеников (он преподавал в петербургском театральном училище). Всех их он как-то помещал, обильно кормил и учил. По воскресеньям в саду его усадьбы гуляла вся деревня, иногда он устраивал спектакли, причем в этих спектаклях нередко принимали участие местные крестьяне, с ними он всегда был в исключительно хороших отношениях. А смотреть эти спектакли съезжалась и сходилась вся округа.

У Юрьева была своя няня, Паша, о которой он так тепло вспоминает в своих записках как об одной из первых, кто заронил в нем страсть к театру. Откуда у няни Паши была эта страсть, никто не мог бы сказать, но это было так. Она была женщина умная, с твердым характером. Юрьева она боготворила, он ей платил нежной любовью. Приезжая к нему, после хозяйки все шли здороваться с няней в ее комнату. Хозяйство вела больше она, чем слабенькая, утомленная жизнью Александра Михайловна, и ей мы были обязаны этими удивительными кулебяками и наливками, которыми угощал нас Юрий Михайлович, тоже по-старинному — обед с цыплятами, мороженым и пр. — на большой террасе, над самой Саблей, причем за столом бывало человек двадцать пять.

Рассказы, смех, декламация, прогулки по красивым местам, а потом отъезд домой. К Юрьевым выезжали мы, не довольствуясь скромной лошадкой, служившей в Калабриеве то выездной, то водовозной, — обращаясь к помощи ямщика Синичкина, подававшего нам поместительный рыдван, чуть ли не сродни той Екатерининской эпохи карете, что стояла в калабриевском сарае, запряженный четверней, с бубенцами… И эти возвращения за семь верст летней тихой, лунной ночью, под просторным куполом неба, под позванивание бубенцов, по знакомым дорогам, на которых в этот поздний час уже ни прохожего, ни проезжего нельзя было встретить, тоже были полны старинной поэзии: конечно, так же точно возвращался когда-то Онегин от Лариных, а потом Лаврецкий от Лизы…

Когда Юрьев приезжал к нам с кем-нибудь из своих, мы старались не ударить в грязь лицом: отплатить за гостеприимство. Обсуждали с няней меню, готовились любимые им салаты, вынимались те бутылки, которые уберегались от семейства Зыбиных. Угостить было легко — все привозилось в деревню из Москвы в виде запасов, а чего не хватало — всегда можно было найти в богатом селе Троице, в скромных на вид, но неистощимых лавках, хозяева которых, разные Журавлевы, Маймистовы и другие, хотя ходили по-деревенски и низенько кланялись «господам», но детей своих зачастую отправляли учиться в гимназию, а дочкам шили шелковые платья и бархатные шубки.

Были еще посещения большого имения Богородского.

В Богородском жил летом муж Марии Николаевны — Н. П. Шубинский. Это имение было много богаче Калабриева, и дом там, хотя и деревянный, но построенный в духе итальянского Возрождения, во Франции, конечно, назывался бы «chateau» (замок).

В нем были очень красиво, со вкусом обставленные комнаты — красная гостиная, синяя гостиная, цветочная, боскетная. Зал, столовая с готическим цветным окошечком, через которое подавались из буфетной кушанья. Оранжерея. При доме тут же церковь, до которой надо было пройти только несколько шагов по березовой аллее. Но мне имение нравилось меньше Калабриева. Какой-то грустью веяло от дома, стоявшего в низине среди лесов, без реки, без красивого вида.