Или из «Отелло» (перевод Вейнберга):
Или из «Гамлета» (перевод Кронберга):
Но, конечно, подлинник открывает новые красоты, и совершенно равноценных Шекспиру переводов, по-моему, быть не может, для этого надо было бы явиться поэту, равноценному ему. Таким мог бы быть наш великий Пушкин. Это видно из его поэмы «Анджело», представляющей собой пересказ, а местами и точный перевод комедии «Мера за меру». Я читала эту поэму и горько сожалела, что Пушкин (владевший английским языком и читавший Шекспира в подлиннике) не успел заняться переводом Шекспира… Ему сродни был вселенский гений, с которым его можно, не боясь, поставить рядом. Может быть, и придет такой поэт, когда взрастет «племя младое, незнакомое», а пока перед русскими переводчиками огромная, благодарная задача — по мере сил своих давать хорошие переводы Шекспира, что особенно важно у нас. Молодежь нашей великой Родины выделяется такой тягой к культуре, такой жадностью к впитыванию всевозможных отраслей знания и овладению классиками, что настоятельно требует от нас ознакомления ее с мировой литературой, поэзией и наукой.
Следующим этапом на пути моих «отношений с Шекспиром» была поездка на его родину. Долгое время я мечтала о том, чтобы посетить места, где он родился и жил. Я была уже замужем, когда удалось осуществить заветную мечту, и я отправилась в Англию, как паломник в Мекку.
В Лондоне мне не хватало двух вещей: сил и времени.
Я жадно ловила впечатления, гораздо активнее, чем в Париже, может быть, потому, что английская литература мне ближе французской, на Шекспире и Диккенсе я выросла, и многое казалось знакомым из того, что я видела.
Но здесь я упомяну только о нескольких местах, посещение которых было связано непосредственно с моей целью. Первым было Вестминстерское аббатство, затем — Темпль и Виндзор.
Вестминстерское аббатство — пантеон великих людей Англии. Вступая под его величественные своды, невольно чувствуешь торжественное настроение, как-то ощущаешь свою неразрывную связь с прошлым. Тут нашли покой и память земные звезды — и какие! — Шекспир, первый английский поэт Чоссер, Мильтон, Поп, Ньютон, Гендель, Роберт Берне, Шеридан, Гаррик, Бен Джонсон, Диккенс, Теккерей, да всех не перечтешь. И все имена знакомые и многие из них любимые.
Невольно замедлялись шаги у некоторых памятников, невольно понижался голос до шепота, и кругом мраморные фигуры молчаливо говорили о бессмертии. Но в Темпле для меня многие из великих людей ожили.
Сады Темпля, здания Иннер и Миддль Темпля (внутреннего и среднего), церковь насчитывают много веков. Сейчас это целый городок: там помещаются суды, юридические конторы, квартиры юристов и студентов.
Тут, в садах, в тени вековых деревьев — не этих, вероятно, но их предков — бродили многие из тех, кто сейчас нашел успокоение в стенах Вестминстерского аббатства. Всходили по каменным ступеням, отдыхали в «зеленом оазисе» среди лондонских камней.
Шекспир бывал здесь. «Сады Темпля» он делает местом действия одной из сцен своей хроники «Генрих VI» (акт второй, сцена 4). Там происходит событие, которое дало начало кровавой войне Алой и Белой розы, — по мысли Шекспира, именно там Плантагенет срывает белую розу, а Соммерсет — алую, каждый беря этот цветок эмблемой своей партии. Может ли быть сомнение, что в садах Темпля Шекспир «души своей очами» увидал эту сцену, начавшуюся в летний день посреди цветущих розовых кустов и окончившуюся кровавой распрей, тяжко ранившей Англию?
Но это, конечно, можно представить себе с помощью воображения; однако, войдя в Миддль Темпль, я очутилась уже в области истории.
Колоссальный готический зал, с цветными стеклами, гобеленами и картинами по стенам, с дубовыми столами во всю длину зала, потемневшими и лоснящимися от времени, как драгоценные отшлифованные горные породы, был тем самым залом, где «хозяева Темпля» — судьи, адвокаты, студенты, изучавшие юридические науки, — триста лет тому назад справляли свои шумные, веселые торжества во время рождественских и иных праздников.