— Ты точно так знаваешь?
— Очень точно.
— Хорошо, — твой отец кивнул. — Но тогда, пожалуйста, давай что-то покушивай.
— Я не хочу, — сказал ты. — У меня просто нет аппетита. Можно мне выйти из-за стола?
Он разрешил. Конечно, он разрешил. И ты вернулся в свою комнату наверху.
Ты сидел на диване со стопкой комиксов на подлокотнике. Ты снова достал их из чемодана, все до одного, тридцать один, если быть точным. Но у тебя не было никакого желания открыть их и начать читать. Ты схватил самый верхний и швырнул в угол. Не то чтобы тебе стало легче — разве ты на это надеялся? — но ты все равно схватил следующий, потом еще один и еще. Все журналы один за другим летели в угол комнаты. Некоторые по пути успевали расправить страницы, другие просто врезались в стенку, а некоторые рассыпались и теряли яркие листы с пузырями текста.
Комната уже превратилась в сплошной комикс, весь пол был завален бумагой. Снаружи самый разгар лета, а в комнате как будто гулял ледяной ветер. В комнате стояла осень.
Мих. Крис. Мих, Крис и ты. Мих и Крис. Мих и ты. Крис и — как ужасно жаль. Тебе было так стыдно, до безумия.
Она не хотела тебя видеть, и он не хотел тебя видеть. Ты пытался, даже несколько раз, но Крис уже несколько дней не выходила из гостевого домика, а Мих даже не смотрел в твою сторону, если ты оказывался поблизости.
Время представлялось тебе чем-то неуловимым, но если бы это было не так и его можно было схватить, ты бы повис на нем всем весом. Ты бы тянул его на себя и держал обеими руками, и не сдавался бы до тех пор, пока огромная стрелка на огромных часах (именно так ты себе это представлял) со скрипом не пришла бы в движение, и час за часом стали бы отматываться назад.
Ты хотел бы уничтожить эти мерзкие дни, когда ты ничего не ел, Крис рыдала в подушки у себя на кровати, а справедливо взбешенный Мих не желал больше вас видеть. Ты бы стер навсегда ссору в кафе, потом последним рывком отодвинул время до той ужасной сцены у реки.
Или нужно отодвинуть еще дальше? Ты не знал. Ведь раз уж ты взялся все спасать, то лучше стереть и волшебные дни, и тот полдень в бухте, и ночной праздник на пляже. Ты ни за что бы с ними не расстался, но чем дольше ты об этом думал, тем больше тебе казалось, что без этих счастливейших моментов не случилось бы и этой ужасной катастрофы.
Если терпеливо ждать, то новый день наступит сам собой, но этой ночи, похоже, не было конца.
Ты выключил вентилятор и включил лампочку. Ты не обращал внимания на звуки, уже привык к запахам и не замечал жары. И все равно ты лежал и таращился на трещины в потолке. С той ужасной ссоры в кафе ты опять чувствовал себя как в тот первый день на острове, когда стоял невидимый в аэропорту и все казалось таким сложным и запутанным.
Ты посмотрел на цветок на стуле в углу.
— А ты что об этом думаешь? — спросил ты, хотя, конечно, знал, что у комнатных растений наверняка полно дел поважнее, чем отвечать всяким мальчишкам на дурацкие вопросы. Но цветок все-таки расправил листья и сказал:
— Ты это мне?
Ты даже не испугался, потому что этот вопрос вполне мог тебе послышаться. Ведь говорящих растений не бывает.
— А вот и бывает, — раздалось снова. — Очень даже бывает.
— Но я ведь даже ничего не сказал.
— Нет, но ты подумал, — произнес цветок. — А я услышал.
— Вот как?
Цветок кивнул (насколько растения могут кивать).
— И знаешь почему? — спросил он.
Да, ты прекрасно знал почему. Потому что это греческий бог, подумал ты. Превратившийся в цветок. Как Зевс, когда он хотел секса с Каллисто.
— Точно, — он опять кивнул. — Ты понял.
Так что, на стуле был Зевс собственной персоной?
— Если тебе так хочется…
Ладно, значит, это был Зевс в образе комнатного растения.
— Ты что-то спросил?
Да, верно. Ты хотел знать его мнение.
— О чем именно? — спросил Зевс.
Это был еще глупее, чем считать машины или играть в самолетики, подумал ты, но, с другой стороны, тебе было все равно. Спать ты в любом случае не мог, а в комнате никого больше не было.
— Я тут, — сказал Зевс.
Ладно, почти никого. Ты был наедине с греческим богом.
Ты подумал про Миха, и про Крис, и про все, что пошло не так.
— Якоб, — сказал Зевс. — Ты все испортил.
Это ты и сам знал.
— Конечно, ты и сам знаешь. Тут я тебе ничего нового не скажу.
«Заткнись», — подумал ты. Но Зевс, похоже, только вошел во вкус.
— Ты конкретно накосячил, — сказал он. — И ничего ты теперь не исправишь. Никогда. Ни-ког-да больше!
Ну и чем тебе это могло помочь?