Любимов встал и, волнуясь, заговорил необычно робким, умоляющим голосом:
— Григорий Петрович. Я вам обещаю... Я вам очень благодарен за доверие... Но я вас прошу... Разрешите сейчас вернуться в цех и эти последние сутки... до сдачи турбины...
— Нет! — отрезал Немиров. — Испытание проведут без вас. Те, кто его подготовил. И вообще вам пока не надо бывать в цехе. Отдохните друг от друга.
На лице Любимова отразилось такое страдание, что Григорий Петрович подобрел к бывшему начальнику цеха — видно, ему и впрямь очень горько отстраниться от производства! Что ж ему мешало эти дни позвонить и поинтересоваться ходом дел — амбиция? стыд? мелочное желание досадить Полозову: ну-ка, выкручивайся без меня?
— Считайте это наказанием, Георгий Семенович. Согласитесь, оно могло быть и покрепче.
Любимов знал, что пора уходить, но никак не мог заставить себя уйти, не задав томившего его вопроса:
— Григорий Петрович... кого вы назначаете начальником цеха?
Немиров с удовольствием ответил:
— Полозова.
— Полозова? — воскликнул Любимов.
Они встретились взглядами.
— Разве вы считаете, что это не деловая кандидатура?
Любимов опустил глаза. Молчание было долгим, но директору хотелось дождаться ответа, а Любимову было очень нелегко ответить — нелегко после только что происшедшего разговора.
— Нет, кандидатура неплохая, — сказал наконец Любимов.
— Вот и я так рассудил. Ну, до свиданья, Георгий Семенович.
— До свиданья, Григорий Петрович. Спасибо.
Когда дверь за ним закрылась, Немиров усмехнулся — значит, кое-что уже «дошло»? — и пробормотал, мысленно охватывая все, что связывалось для него с Любимовым:
— Именно так! Именно так!
9
В пятницу ночью успешно закончилось испытание второй турбины, а в субботу утром Алексея Полозова вызвали к директору. Он забежал к Ане, взял ее руки в свои и спросил:
— Если предложат, — соглашаться?
Никогда еще не видала она Алексея таким возбужденным, подтянутым и напряженным.
— Соглашаться, — сказала она.
— Не сорвусь?
— Нет.
— Веришь?
— Ты этого хочешь, Алеша, А раз хочешь — справишься.
— Да, хочу!
Он отстранился, не выпуская ее рук.
— Да, хочу! — повторил он. — Хочу, потому что вижу, что и как делать. Знаю, что в цехе поддержат и помогут. И верю, что смогу.
Он вдруг рассмеялся:
— А может, это все ерунда? Очередная головомойка или начальственная накачка, чтоб не забыл о том, что начальство бдит?
— Ну, беги. Я к тебе зайду узнать.
— Аня… Ты помнишь, какой сегодня день?
— Помню.
— Он же действительно может быть самым лучшим днем, да?
Алексей ушел — возбужденный, целиком захваченный своими надеждами и планами, а она села на подоконник, проводила его глазами — не бежит только потому, что неудобно! — и загрустила. Она так ждала вот этого дня! Когда она возвращалась домой, комната казалась ей уже чужой — как в гостинице. Чемоданы уложены, сунуть в один из них халат и полотенце — и уйти не оглядываясь... в ту нелепую, неуютную комнату с глобусом, где жизнь начнется сначала... И вот этот день — это и есть ее день?! Алексей все-таки помнит, что сегодня — суббота. И жадно хочет всего сразу?..
Она повторила про себя: он же действительно может быть самым лучшим днем. Ну нет! Нет, Алеша, нет! Мой день будет только моим днем!
Алексей замедлил шаги лишь у самого здания заводоуправления. По лестнице он поднимался совсем медленно, собираясь с мыслями. У него не было сомнений, для чего его вызывает Немиров. Уже третий день на заводе знали, что директор решил снять Любимова, и передавали слова Диденко: «Бывает, что работник еще тут, но сам в себя не верит. Не мы снимаем — он сам себя снял». Что ж удивительного, если на его место выдвинут человека, принявшего ответственность в трудный час?
С той минуты, когда Любимов покинул цех, оставив Полозова наедине с краснознаменцами и с десятками забот и неприятностей, Алексей фактически принял на себя руководство цехом. Он отдавал приказания, потому что их нужно было отдать, и планировал работу на ближайшие дни, потому что никто другой не мог этого сделать.
Утром позвонила Алла Глебовна: Георгий Семенович заболел и получил бюллетень, так что на сдачу второй турбины не придет. Разозлившись, Алексей подумал о том, что дело не только в сдаче второй турбины, что промедление и неразбериха тяжело отразятся на выпуске следующих машин, а Любимов и без того недостаточно занимался ими... Он позвонил директору:
— Григорий Петрович, товарищ Любимов на бюллетене. Прошу разрешения принимать все нужные меры по всему ходу работ без оглядки на то, когда выздоровеет начальник цеха и что он скажет.
— А разве вы такого права не имеете как заместитель? — спросил Немиров. — Какие такие особые меры вы собираетесь принимать, что вам нужно специальное благословение?
— Мне нужно знать, что я отвечаю и не обязан оглядываться, — настаивал Полозов. — Иначе буду просить назначить другого ответственного руководителя. В цехе такое положение, что нельзя ни медлить, ни выжидать.
Немиров умел говорить добродушно, даже наивно, когда ему это было выгодно:
— Так действуйте, Алексей Алексеевич, благословляю.
Впрочем, несколько часов спустя он пришел в цех вместе с главным инженером и подробно вникал во все дела, стараясь не упустить ни одного из самочинных действий, задуманных заместителем начальника. И Немиров и Алексеев одобрили действия Полозова, и на прощанье Григорий Петрович сказал, обращаясь к Алексееву:
— Да, Дмитрий Иванович, в медицине есть такое средство — переливание крови. Иногда помогает лучше лекарств.
— И хирургия есть, — шутливо ответил Алексеев. — Тоже полезная штука.
Больше ничего сказано не было, но все эти дни, работая с утра до ночи, Алексей улавливал приметы и намеки, все более утверждавшие его в мысли, что Любимова снимут, а его назначат. И если раньше он никогда не думал об этом, теперь мысль о возможном назначении вызывала у него подъем духа и лихорадочное нетерпение. Он знал, что ему будет трудно, но хотел самостоятельности и ответственности.
Директор ждал его:
— Садитесь, Алексей Алексеевич. Приказ подписан. Любимова снимаю. Вас назначаю. Принимайте командование.
Полозов не удивился и как будто не обрадовался. Чуть покраснел и сказал:
— Хорошо. — Помолчав, добавил: — Благодарю за доверие и постараюсь справиться.
— Должны справиться, — сказал Григорий Петрович. И признался: — Не сразу я на это решился...
Полозов вскинул смеющийся, даже дерзкий взгляд:
— Ошибаться хирургу не полагается?
— Безусловно! — протянул Григорий Петрович и весело пошевелил бровью. Одну минуту они глядели друг на друга — два задиры, два упрямца, не любящие идти на уступки.
— И все-таки мне было жаль снимать Любимова, — сказал Немиров. — Вы знаете почему?
— Знаю. И сам жалею, что при его знаниях и опыте у него такие, а не другие свойства... свойства личности, что ли. Можно узнать, куда вы его назначаете?
— Работать с ним вам придется по-прежнему.
— Помощником главного инженера по турбинному производству?
— Отгадали. Именно так.
Полозов вздохнул и сказал:
— Что ж! На вашем месте я поступил бы точно так же.
Немиров улыбнулся:
— А я бы на вашем месте, Алексей Алексеевич, сейчас землю рыл, чтоб справиться и сделать цех образцовым.
— А я и буду... землю рыть.
— Вы — будете, — подтвердил Григорий Петрович. С неожиданной симпатией смотрел директор на молодого инженера, так часто раздражавшего его, боровшегося с ним и победившего. Он чуял в Полозове зрелую и настойчивую силу — качество, которое он ценил и в себе, и в других. Бывает, что коса найдет на камень, и тогда искры сыплются? Что ж, было и это. А сейчас я даю этой силе и простор и направление... и от меня зависит, как сложатся отношения дальше. Не сумею быть сильней — ничего у нас не выйдет. Но я же сумею!