— Снимай телевиком, как встанет, — сказал Чернов Варфоломею.
Варфоломей сменил объектив и забрался на крышу балка.
Чернов наблюдал в бинокль лежбище. Барон по-прежнему ковырялся в моржовой гуще.
Наконец Радист ушел.
— Чья очередь насчет обеда? — спросил Чернов.
— Моя! — ответил Винтер и принялся открывать банки.
— После обеда примемся за Барона, ближе к вечеру.
— А если сейчас? — спросил Варя. — Вечером свет не тот. Хотелось бы на слайд…
— Гм… — вздохнул Чернов и пристально долгим взглядом посмотрел на Варю. — Барона… мы… убьем, — раздельно и как бы для себя тихо сказал Чернов. — Снимать не придется. Нечего это снимать.
— Как убьем? Зачем?
— Нужен материал, — ответил Христофор. — У нас есть лицензия и нужен материал.
— Жалко ведь. Совсем домашний, свой. Никому не мешает… — недоумевал Варя.
— Нам тоже жалко, — сказал Чернов. — Но Барон болен. Вот и выясним почему. В лаборатории. И нужен он нам весь.
— …но в разобранном виде, — подсказал Ояр.
— Да. Нужны ткани, почки, сердце, кровь, печень, желудок его, кишечник, паразитофауна, жир, шкура — короче, все нужно!
— Но как же? — упорствовал Варя. — Совсем ведь ручной. В прошлый раз Ояр его лопатой по заду шлепнул — и он даже не огрызнулся!
— Он старый и больной…
— Здоровые, в общем-то, одинаковые, — объяснил Ояр. — А тут аномалия. В медведе столько еще неясного! И причины болезней, и причины смерти.
— Здоровье тоже не шибко ясно, — поддержал Христофор. — Механизм приспособления — проблема номер один. Приспособления к низким температурам. К длительным голодовкам. Механизм ориентации — проблема номер два. Он же великий арктический путешественник…
— Пока что в нашем деле одни проблемы, — усмехнулся Чернов.
— Вот, скажем, его печень, — продолжал Ояр. Он готовил обед и перевел проблему на кулинарные рельсы. — В пятидесяти граммах печени витамина А столько, сколько хватит человеку на год. Съешь кусок — и окочуришься, от гипервитаминоза… вот так…
— Чукчи и эскимосы всегда зарывают печень, чтобы не досталась собакам, — сказал Христофор.
— А другого нельзя? — жалобно опросил Варя.
— Экий гуманист нашелся! — засмеялся Чернов. — Одного, значит, можно, другого нельзя. Ишь ты!
— Дак привык как-то…
— Науке нужен Барон. Как знать, может, он и тебе нужен.
— Решение «медвежьих проблем» — это в конечном итоге решение многих проблем и в изучении организма человека. Да, да, не удивляйся. Все живые модели природы, изучение их тайн — путь к изучению тайн человека. Человека мы ведь тоже знаем мало, не волнуйся. И чем больше будем изучать, тем больше будет новых проблем. Это диалектика. Лягушек вот убивают — тебе не жалко? А сколько они дали науке!
— Раз надо… — вздохнул Варя.
— Мы не браконьеры и не охотники. И медведя у нас защищают с пятьдесят шестого гада… Я бы вообще запретил всякую любительскую охоту на птиц и зверей. Не понимаю я этого… — сказал Чернов.
Со временем запретим. Вот на острове с этого года ни одного выстрела не будет, — пообещал Ояр.
— Оно понятно, заповедник. А я вообще, — ответил Чернов.
— А в других странах? — спросил Варя.
— Сейчас всюду в арктических странах запрещена охота на белого медведя, — ответил Ояр. — Акт семьдесят четвертого года.
— Какой? — не понял Варя.
— В тысяча девятьсот семьдесят четвертом году, — терпеливо втолковывал ему Ояр, — СССР, США, Норвегия, Канада и Дания заключили соглашение о международной охране медведя. Соглашение выполняется хорошо.
Ояр поставил сковородку на стол (первое обычно подавалась на ужин), достал миску с сухарями.
— Сегодня все закончим, ребята, — сказал Чернов, — а утром подадимся на Ключи. Соберемся сегодня вечером после работы, упакуемся, а утром рано выйдем. Идет?
— А кто пойдет на Барона? — спросил дежурный по кухне Ояр. — Останься за меня здесь, Варя, а?
Варфоломей молчал. Посмотрел на Чернова.
— Пойдут все, — твердо сказал Чернов.
Глава девятая
Горячие Ключи — небольшое озеро на дне распадка, окутанное паром, темное пятно среди сверкающей белизны залитого солнцем снега. Крутые бока сопок защищают озеро от ветра. Через высокий перевал — единственная дорога, а дальше — вниз, к избушке.
От избушки далеко в озеро тянутся мостки, а на самом конце мостков — домик, прилепился как птичье гнездо на самом краю. Строеньице махонькое — четыре человека уместятся еле-еле. Не для людей дом — для одежды.