Повисает тяжелая пауза. В это мгновение из ноутбука звучит спасительное пуканье. Нана Бетси смеется сквозь слезы.
– Я так по нему скучаю. Не представляю, как без него жить. Я даже не знаю, как теперь стану полоть помидоры со своими больными коленями. Блейк всегда делал это вместо меня. – Она достает носовой платок и вытирает глаза. – Я любила его как собственного сына.
Проходит несколько секунд, прежде чем мне удается заговорить. Я с трудом подавляю рыдания, рвущиеся из моего горла.
– Не думаю, что когда-нибудь снова смогу смеяться.
Нана Бетси наклоняется ко мне и обнимает. Она пахнет сухими розами и теплым полиэстером. Мне кажется, что она абсолютно мягкая. Мы обнимаемся и на пару секунд замираем, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
– Пойду к другим гостям, – наконец говорит Нана Бетси. – Ты хороший друг. Пожалуйста, не забывай меня.
– Не забуду. О, родители хотели, чтобы я передал их сожаления, что не смогли приехать. Они пытались вылететь домой из Италии, но не успели вовремя.
– Передай, что я все понимаю. Пока, Блэйд.
– Пока, Нана Бетси.
Прежде чем уйти, я в последний раз оглядываюсь вокруг. Вспоминаю, как мы с Блейком сидели в этой гостиной, обсуждая его следующее видео. Играли в компьютерные игры. Смотрели фильмы или комедийные шоу.
Я размышляю о том, что наши слова и действия подобны камешкам, бросаемым в пруд: они порождают круги, которые расходятся все дальше и дальше от центра, пока не обрываются около берега или не исчезают.
Я думаю – а что если где-то во вселенной запечатлелся круг, в котором мы с Блейком сидим в этой гостиной, смеемся и дурачимся? Возможно, он оборвется на каком-нибудь берегу где-то в бескрайнем пространстве. И, возможно, исчезнет.
А может, продолжит странствовать вечно.
Глава 5
Когда я возвращаюсь домой, Джорджия встречает меня на пороге и обнимает так крепко, что я едва не задыхаюсь.
– И как прошел твой день на рудниках ароматических свечей? – Я без тени веселья озвучиваю одну из наших обычных шуток, нерешительно пытаясь вести себя как ни в чем не бывало.
И чувствую ее полуулыбку на своей щеке.
– Если притворюсь, что это все еще остроумно, это тебя подбодрит?
– Возможно.
Она отодвигается назад и берет меня за руки.
– Эй… Ты держишься?
– Давай определимся, что значит «держишься». Я жив. Мое сердце бьется.
– Время – единственный лекарь. Время.
Сестра немногим старше меня, но иногда она кажется гораздо мудрее девушек ее лет.
– Тогда я хочу лечь спать и проснуться лет через десять.
Мы пристально смотрим друг на друга. Мои глаза полны слез, и на этот раз дело не в тоске и не в усталости. Дело в доброте Джорджии. Я превращаюсь в сущего младенца перед лицом истинной доброты. У меня перехватывает дыхание, когда смотрю на YouTube видео, где кто-то безвозмездно отдает свою почку незнакомцу или спасает умирающую от голода бродячую собаку, или что-то еще в этом духе.
– Я знаю, ты скучаешь по ним, – сказала Джорджия. – Я тоже буду по ним скучать. Даже по Эли, который постоянно пытался заглянуть мне в вырез блузки.
– Однажды Марс нарисовал тебя в бикини и подарил рисунок Эли.
Она закатывает глаза.
– Ты хотя бы защитил мою честь?
– Конечно. Но рисунок и вправду был отличный. Марс был классным.
Я всхлипываю, а Джорджия с сочувствием смотрит на меня и снова обнимает.
– У меня осталось немного лазаньи.
– Я поел у Блейка.
– Пока ты был на похоронах, звонили мама с папой. Они хотели поговорить с тобой. Позвони им.
– Ладно. – Я немного медлю, а потом выпаливаю: – Знаешь… после похорон ко мне прицепился репортер.
У Джорджии вытягивается лицо.
– Что? Репортер хотел поговорить с тобой после похорон твоего лучшего друга? Ты издеваешься? Какого черта?
– Да. И он был очень настойчив. Типа, – я имитирую голос Даррена, – «что ж, Карвер, я собираюсь написать об этом, а у новостей не бывает перерыва на горе, так что если ты хочешь рассказать мне свою версию, тем лучше для тебя».
Она отступает на шаг назад, скрещивает руки на груди и в бешенстве кривит губы.
– И как зовут этого кретина?
Мне хорошо знакомо это выражение ее лица. Оно появлялось у нее каждый раз, когда я в младших классах рассказывал, что дети дразнят меня, и она отправлялась на «разборки».
– Пожалуйста, не надо. Не сомневаюсь, будет только хуже.
– Для него.
(И она права.)
– Для меня.
Мы зашли в тупик. Она вдруг начинает принюхиваться.
– Кстати о новостях – от тебя воняет.
– Я весь день был в костюме, а сегодня жуткая жарища. Но это неважно.