Доносится несколько гудков, затем на другом конце раздается щелчок соединения.
– Мастер Понди, – произносит старый слуга.
– Доброе утро, Пёрч, – доносится в ответ. А еще слышны звуки ветра и плеск воды. Понди находится возле бассейна на крыше.
– Доброе утро, сэр. Завтрак подан.
– Еще пару дистанций – и я подойду.
– Хорошо, сэр.
Пёрч нажимает на рычаг и набирает двойку.
– Мастер Торни.
– Торни принимает душ, – отвечает молодой женский голос.
– Кто говорит?
– Блисс. А вы кто?
– Мадам, вам нельзя пользоваться интеркомом мастера Торни.
– Это Торни попросил меня ответить, – огрызается девушка.
– В таком случае, мадам, передайте, пожалуйста, мастеру Торни, что завтрак подан.
– А-а, ладушки. Передам.
– Спасибо.
– Не за что. Пока.
Пёрч снова жмет на рычаг и набирает тройку.
– Мастер Серж.
В ответ раздается заспанный голос:
– Боже, неужели пора, Пёрч? Поднимусь, как только смогу. Не давай моим пикантным почкам остыть, ладно? Молодчина.
Пёрч набирает четверку.
– Мастер Чедвик.
– Я уже здесь, Пёрч.
– Примите мои извинения. Я не слышал, как вы поднялись.
– Все в порядке. Вкусная получилась яичница.
– Рад слышать это, сэр.
– Скажи от меня поварам спасибо.
– Непременно, сэр. Им тоже будет очень приятно это услышать.
Пёрч набирает пятерку.
– Мастер Питер.
– Как дела, Пёрч?
– Хорошо, сэр.
– Газеты уже принесли?
– Сейчас узнаю, сэр. Если принесли, я распоряжусь, чтобы их положили возле вашего места.
– Отлично. Скоро увидимся.
Пёрч набирает шестерку.
– Господин Субо.
– Пёрч.
– Завтрак подан.
– Хорошо. Спасибо.
– Спасибо вам, сэр.
Пёрч нажимает на рычаг, колеблется, но потом, собрав все свое самообладание (а оно поистине безгранично), набирает семерку.
Гудки на линии раздаются добрых две минуты, но никто так и не откликается. Или мастер Крис нарочно игнорирует звонки портативного интеркома, или он не способен их услышать. Пёрч почти не сомневается в последнем. Он ничуть не удивится, если в настоящий момент мастер Крис валяется на полу в ванной в коматозном состоянии, свернувшись вокруг подножья заблеванного унитаза. Уже не раз, спускаясь будить хозяина, Пёрч наблюдал такую картину.
Положив трубку, Пёрч позволяет себе едва заметную кривую усмешку. Мысль о предстоящей задаче – а именно выведении мастера Криса из алкогольного ступора – доставляет ему ощутимое удовольствие.
Наверное, придется прибегнуть к знакомому методу – стакан ледяной воды в лицо…
6
Седьмое небо: состояние безмятежного, райского блаженства
8.01
Полчаса тишины.
Фрэнк идет по мраморному, цвета морской волны полу вестибюля, ступая по опаловым и ониксовым камешкам мозаики с логотипом «Дней», проходит мимо лифтов с распахнутыми в ожидании пассажиров дверями, мимо змеящихся рядов проволочных тележек для покупок, мимо аккуратно припаркованных моторизованных колясок для покупателей, мимо незажженного канделябра в виде заключенного под стекло водопада, направляясь к аркаде, где находится вход собственно в магазин.
Он силится подсчитать, сколько раз за свою жизнь пересекал этот вестибюль, и в то же время пытается припомнить, с каких пор начал топтать ногами драгоценный логотип вместо того, чтобы – как делает большинство – почтительно огибать его. Ответом на первый вопрос является, очевидно, столь устрашающее многозначное число, что Фрэнк, будто отказываясь в это поверить, быстро прекращает подсчет. Ответ на второй вопрос намного легче: он начал ступать прямо по логотипу вместо того, чтобы обходить его, в тот самый день, когда осознал, что может это делать, что не существует специального правила, которое это воспрещало бы, а единственное, что мешает людям наступать на этот круг, выложенный из драгоценных камешков, – это их вера в святость богатства; он же перестал разделять эту веру, или, точнее, пришел к выводу, что она никогда и не была частью его личного кредо.
Это случилось приблизительно в ту пору, когда он впервые стал замечать, что у него пропадает отражение. Впрочем, исчезновение было настолько постепенным, что Фрэнк лишь спустя некоторое время хватился пропажи. Каждый день, когда он смотрелся в зеркало, там недоставало еще какой-то частицы его облика, и каждый день он отмахивался от этого обстоятельства как от игры света или воображения: ведь признать такое явление за эмпирический факт означало бы шагнуть за порог безумия. Однако в конце концов отрицать правду стало невозможно. Фрэнк начал забывать, как он выглядит и кто он такой. Мало-помалу, по кусочкам, он ускользал от самого себя.