– Да… Чтобы оживить мечту, чтобы поднять дух, надо дать уверенность, что все эти жертвы, уже принесенные, и все будущие не пропадут даром… Это надо сделать двумя путями.
– Именно?
– С одной стороны, надо, чтобы те люди, которых страна считает виновниками, ушли… Надо, чтобы они были заменены другими, достойными, способными – людьми, которые пользуются общественным весом, пользуются, как это сказать, ну, общественным доверием, что ли…
– Вы хотите ответственного министерства?
– Нет… Я бы затруднился формулировать эти требования выражением «ответственное министерство»… Пожалуй, для этого мы еще не готовы. Но нечто вроде этого… Не может же в самом деле совершенно рамольный Горемыкин [26] быть главою правительства во время мировой войны… Не может, потому что он органически, и по старости своей, и по заскорузлости, не может стать в уровень с необходимыми требованиями… Западные демократы выдвинули цвет нации на министерские посты!..
– А второе?
– Второе вот что. Чтобы поднять дух, как вы сказали, оживить мечту, надо дать возможность мечтать… Я хочу сказать, что в исходе войны, в случае нашей победы, мечтают о перемене курса… ждут другой политики…ждут свободы…
– В награду за жертвы.
– Не в награду, а как естественное следствие победы. Если Россия победит, то, очевидно, не правительство. Победит вся нация. А если нация умеет побеждать, то как можно отказать ей в праве свободно дышать?.. Свободно думать, свободно управляться… Поэтому необходимо, чтобы власть доказала, что она, обращаясь к нации за жертвами, в свою очередь готова жертвовать частью своей власти… и своих предрассудков.
– Какие же доказательства?
– Доказательства должны заключаться в известных шагах…
Конечно, война не время для коренных реформ, но кое-что можно сделать и теперь… Должно быть как бы вступление на путь свободы… Будем ли мы и в этом согласны?..
Теперь уже я ответил не сразу. Но все же ответил:
– Лично я думаю, как Алексей Толстой [27]: «Есть мужик и мужик. Коль мужик не пропьет урожаю, я того мужика уважаю».
– Что это значит?
– Это значит: насколько народ 1905 года, усвоивший пораженческую психологию, с моей точки зрения, не заслуживал ничего, кроме репрессий, настолько Россия 1915 года, о которой можно сказать словами того же Толстого – «иже кровь в непрестанных боях за тя, аки воду, лиях и лиях», – заслуживает вступления на путь свободы.
Этот разговор мог бы служить прологом к тому, что впоследствии получило название «прогрессивный блок», который его враги прозвали «желтый блок»…
Шесть фракций (кадеты, прогрессисты, левые октябристы, октябристы-земцы, центр и националисты-прогрессисты) Государственной Думы [28] и часть Государственного Совета [29] объединились на весьма скромных «реформах», которые могли бы рассматриваться как «вступление на путь»…
Этими словами и был выражен в «великой хартии блока» [30] (письменное соглашение фракций) абзац, имевший серьезное политическое значение:
«Вступление на путь отмены ограничительных в отношении евреев законов»…
Однако этот пункт, даже в таком виде, был тяжел для правого крыла блока. И сколько раз эти белые колонны видели наши лица, сугубо озабоченные из-за «еврейского вопроса»…
Мы понимали, что кадеты не могут не сказать что-нибудь на эту тему. Мы даже ценили это «вступление на путь», которое звучало так мягко… С другой стороны, и по существу нельзя было не видеть разницу в теперешнем поведении руководящего еврейства сравнительно с 1905 годом.
Тогда они поставили свою ставку на пораженчество и революцию… И проиграли. Результатом этой политики были погромы и обновленная суровость административной практики. Теперь же руководящее еврейство поставило ставку на «патриотизм»… Вся русская печать (а ведь она на три четверти была еврейская) требовала войны «до победного конца»… Этого нельзя было не заметить, и на это следовало ответить обнадеживающим жестом.
Но, боже мой, как это было трудно. На фронте развивалась сумасшедшая «шпиономания», от которой мутились головы и в Государственной Думе. Люди не понимали, что «фронтовые жиды» не перестанут шпионить, если крепче поприжать «тыловых». Не понимали и того, что эти тыловые держат в своих руках грозное оружие – прессу, которой в момент напряжения всех сил государства меньше всего можно пренебрегать.
Остальное в «великой хартии блока» было просто безобидным: «уравнение крестьян в правах» – вопрос, предрешенный еще Столыпиным; «пересмотр земского положения» – тоже давно назревший за «оскудением» дворянства; вполне вегетарианское «волостное земство»; прекращение репрессий против «малороссийской печати», которую никто не преследовал; «автономия Польши» – нечто совершенно уже академическое в то время, ввиду того что Польшу заняла германия… Вот и все. Но было еще нечто, из-за чего все и пошло…