Стас там бывал и по служебной надобности, и потом, по делам клиентов, и, хотя серого неба не видел, места эти искренне не любил.
Хасан же давным-давно, едва появившись в Москве, облюбовал странное здание из голубовато-серого стекла и металла, стоявшее наискосок от мечети, которую возвели незадолго до События. Те, кто исповедовал магометанскую веру, и сейчас захаживали в нее, однако, насколько знал Стас, сам Хасан Песчаник ни разу там не появлялся.
Стаса это ничуть не трогало, но зарубочку на памяти он оставил.
Обжился Хасан быстро, вокруг него постепенно собралось целое поселение, незаметно, но основательно переоборудовавшее и само здание, и окрестности. Строение обросло пристройками, крытыми переходами, открытыми галереями, где постоянно сушились красноватые ковры и цветастые тряпки, бегали молчаливые дети и бесшумные женщины, закутанные в черное, и все это обиталище пахло чужим тяжелым запахом острой еды, зеленого чая, ароматических масел и крови.
– Думаешь, он скажет нам что-то, чего не сказал полиции? – с искренним сомнением спросил Иван, глядя на обиталище Хасана.
Стас пожал плечами.
– Не знаю. Пока не спросим, не узнаем. Я так думаю, сюда пока просто заглянули по горячим следам, посмотрели, поспрашивали, никого не нашли. И ушли дальше. Хасан же, если что и знает, ничего не говорил, сидел неподвижно и изображал погружение в неведомое.
– Не любишь ты его, Стас, – хмыкнул Иван.
Стас лишь бровь приподнял:
– Тени в нем много, Вань, а человека мало.
Их ощупали еще на подходе и, видимо, признали, поскольку на входе гостей ждал очень вежливый человек в стеганом ватном халате и пестрой тюбетейке. Он низко поклонился и предложил уважаемым гостям проследовать в тепло, где их напоят замечательным чаем, а почтенный Хасан сейчас подойдет.
Провожатый вел их по длинным извилистым коридорам, мимо закрытых, а иногда и заложенных тяжелыми засовами дверей, а Стас машинально считал повороты и выстраивал в голове варианты выхода. После очередного поворота он усмехнулся: ай-ай-ай, зачем же так с ними? Заговор, наложенный на этот поворот, был изящен, он лишь слегка смещал направление, даже не путал, а сбивал с толку, но если человек пытается уйти от опасности, то и этого достаточно. Таких заговоренных поворотов им попалось три, и Стас почувствовал, как подобрался Иван. Сам Стас такие вещи чувствовал через древний, по праву и силе полученный из кургана оберег, а вот Иван ощущал и видел напрямую. Ведун – он ведун и есть.
«Судя по всему, разговора не получится», – подумал Стас, но виду, конечно, не подал.
Человек в халате ввел их в обширный, теряющийся в полутьме зал, полностью застеленный коврами, плавным жестом показал на низенький столик с разложенными вокруг подушками и подушечками и ушел, прошелестев, что достопочтенный Хасан уже спешит к гостям.
Стас осторожно ощупал зал – Иван делал то же самое, они почувствовали друг друга и одновременно усмехнулись.
И сам зал, и все здание были полны тяжелым, густым, как запах восточных масляных духов, колдовством. Сейчас вокруг ощущалось не менее трех сильных колдунов, вполне способных доставить неприятности, да еще около десятка настороженных, ждущих команды бойцов.
«Интересно, с чего это такая боевая готовность? – подумал Стас. – Неужто они и полицию так встречали? Не может быть, кем-кем, а дураком Песчаник никогда не был. Понимал же, что даже обычный дознаватель сюда придет в сопровождении верхогляда, способного прощупать здание и понять, что их ждет внутри».
И тут он похолодел… Посмотрел на Ивана и наткнулся на настороженный взгляд друга. Тот тоже понял.
Что-то такое было сейчас и здесь серьезное. Чего не было раньше, во время визита полиции.
Что-то или кто-то.
И тут чуть слышно зашелестела невидимая завеса.
Казалось, Хасан плывет над коврами, не касаясь их ногами в мягких туфлях с острыми загнутыми мысами. Сегодня он весь, от туфель до чалмы с золотой застежкой, был восточным волшебником из древних сказок. Что ж, имеет право.
– Присаживайтесь, дорогие гости, и позвольте мне, недостойному, оказать вам гостеприимство, какого заслуживают величайшие и храбрейшие мудрецы, почтившие своим присутствием мое жалкое жилище, – Хасан поклонился и показал рукой на мягкие подушки.
Вежливо поклонившись, друзья сели.
Хасан сам разлил чай по стаканчикам с расходящимися кверху горлышками, подробно описал превосходные качества розового рахат-лукума, нежнейшего шербета и множества других яств, уместившихся на чайном столике.