Растерялись они — беда! А почему вместе оказались в такую рань? Слышь, собирались на рыбалку идти. Снасть приготовлена. Вроде бы не врали. После проверили — сошлось.
Мы идем, а мать того, который украл, за нами бежит, причитает: «Отпусти, слышь. Один он у меня, отец на фронте…» — «А что же ты не досмотрела?» А что она скажет?
Ему говорю: «Ты что же это натворил? Думал, про тебя там положено… Гляди, мать как ревет!»
Она слезы льет, а он сопит, пыхтит, надулся, вот-вот тоже расплачется. Думал, небось, никто не узнает. Собачка научила порядок уважать. И парнишка вроде бы из себя ничего, белобрысенький такой, вихры во все стороны торчат… Мать все дни на работе, присмотреть некому, на ум наставить тоже некому… Делай что хочешь! Однако и спускать нельзя: пропадет окончательно.
Он потому и махорку сыпал, что еще несмышленыш, хоть и сообразил, что к чему. Махорка-то ему не нужна, курить еще не научился. А конфеты — за мое удовольствие. До дому не донес — уже распечатал. Ну, попробовал — в другой раз не захочет…
Выходит, помог табачок-то!
РАСПЛАТА — ЖИЗНЬ. В войну нашему брату пришлось трудненько. Развелось много всякого жулья. Ловить некому, бороться некому. Опытные оперативные работники ушли на фронт, в армию. Мастерам темных дел раздолье. В точности как волки: те тоже в военные годы расплодились по лесам… Охотников не стало!
Во время войны они почти все вооруженные были, бандиты. С фронта привозили чуть не до пулеметов. Едешь на задание, думаешь: вернешься — не вернешься… Других убивали. У меня даже ранения не было. Потому — Джильда всегда при мне. Личная охрана. Чует за версту.
Как-то, помню, выезжали мы с нею в Красноуфимск. Там целая банда сколотилась. Уголовный элемент. Брали ее. Ничего. Выполнили все как полагается и вернулись домой в целости.
К тому времени я уже приличный опыт имел. Собаку понимал, как самого себя, а может, и лучше (себя-то не всегда поймешь!). Проводник и его собака — правая рука оперативных работников, а собака — твоя правая рука…
«Джильда, ищи!» — и начинается очередная цепочка расследования. На одном конце ее мы с Джильдой, на другом — жулик или, может, даже несколько, целая компания… Кто хитрее? Кто смекалистее? Кто кого? Вопрос серьезный.
Раз позвонили по телефону: сторож лежит связанный. Соседи увидели и сообщили. Ночью. Преступления не любят света, черные дела всегда совершаются в темноте. Сторож и не слышал, как эти типы к нему подобрались, ударили по голове, — напугался, упал. После они взяли кусок материи из магазина, спеленали сторожа, как младенца новорожденного, примотали его к весам — ни рукой, ни ногой. Дали коробку папирос. Кури. В издевку, значит. Шутники!
Увезли продукты. Ящик масла, консервы.
След санок. Я дал понюхать Джильде. «Ищи!»
Повела она по направлению к горнозаводскому поселку.
Дошли до улицы Тагильской. С полкилометра прошли. А тут как раз ручей, мостик переброшен небольшой. Она под мост. Глядим, там ящики-то свалены, все кучкой лежат.
Со мной было два оперуполномоченных. Оба молодые. Я посоветовался с ними: продолжать проработку следа или засаду делать. За ящиками придут — мы и сцапаем голубчиков.
Не успели договориться, глядь, трое идут. Один — под мост. Я выскакиваю навстречу с собакой, даю выстрел. Они все трое бежать. Я пускаю собаку на задержание. «Фас!»
Джильда выбежала на взлобок, они все трое выстрелили. Ранили ее. Слышу, завизжала. Я еще: «Фас!» Она еще бросилась. Снова выстрелили. Упала. Они бежать. Я — к ней.
Оплошали оперуполномоченные. Говорю: молодые были. Когда я выбежал, им надо было за мной, а они остались около ящиков. Недоработка получилась. Жулики убежали, собаку ранили.
Я еще раз выстрелил, им вдогонку. А потом заело патрон. Позднее выяснилось, что попал одному в протезную руку. Инвалид он был, с искусственной рукой. А я еще подумал, что не должен промахнуться! Их задержали через полтора года, на другом «деле», тогда все и стало известно до точности.
Подбежал я к Джильде. А она лежит, голубушка. Голову подняла и опять опустила. Осветил фонарем, вижу, кровь. Вся в крови, и лужа подтекла. Встать не может. Взял я ее на руки, отвез на машине в больницу на улице Белинского. Тороплю: скорей, скорей! Врача с постели подняли. Вот не думал я тогда, что в последний раз иду с нею на задание…
Только тут дошло до ума: жизнь она мне спасла, а своей лишилась. Как они начали стрелять, она их атаковала; не будь ее, пули в меня бы попали. У нее было горло перебито. Другая пуля прошла насквозь, как иголка. Посмотрели под рентгеном, хотели делать операцию. А уже поздно. Не дожила…