Лесостепь постепенно делалась все менее ровной; холмы становились все более резкими и складчатыми, а вот их начали прорезывать узенькие ручейки и речки. Плодородие этих земель — западного Черноземья — с одной стороны, приносило радость обитателям, с другой стороны, служило вечным основанием для вторжений и набегов. Возможно, поэтому здесь строили столь хлипкие дома, не особо беспокоясь об устойчивости и долговечности сооружений.
Оружие здесь продавалось в количестве, достаточном для захвата всего Загорья. Безвластие и культурные порядки салебов, близость Салебского княжества породили особое смешение языков и стилей. Здесь все еще сопротивлялись дальнейшему проджвижению владыки Мирем и южным войскам Союза. На каждом десятом верстовом столбе можно было видеть не один, а целую связку черепов и отрубленных голов, рук и иных частей тела. Судя по безразличному виду путников из мирных жителей, подобное было в порядке вещей.
Печать войны лежала на всем вокруг, и игнорировать ее становилось невозможно.
— Как я всё это уже ненавижу, — вырвалось вдруг у Летящего, и Гиэль оглянулся на друга, — ненавижу до дрожи…
— Что, прости?
— Ненавижу эту пыль, — и юноша потряс с брезгливостью жестким от грязи подолом кафтана, — ненавижу этот запах. Не выношу это варево, которое мы едим, и от которого если не понос, то…
— Ты же ешь у матери, — добродушно заметил Гиэль. Летящий хмуро отвернулся.
— Много ты понимаешь…
— Баранина! Баранинка! Покупай! За гроши покупай, друзей угощай!
— И это тоже ненавижу, — Летящий и рад был бы остановиться, но не мог, — каждый голодный и позорный день этой войны. Это — не война. Это — безделье, грабежи, попрошайничество, что угодно, но не война.
Гиэль, с сочувствием вздохнув, хлопнул Летящего по плечу.
— Скука — это похлеще вражеских клинков. Почему бы тебе не развлечься?
— Моя спина помнит последнюю попытку.
— Твоя спина запомнит, если ты побываешь в доме цветов, — усмехнулся Гиэль, — не робей, — Летящий вспыхнул от гнева, — я приглашаю. Сегодня.
— И где ты видел его в этих краях?
— У мастер-лорда Сартола, конечно.
Мастер-лорд развлекался именно так, как знать Элдойра в свободное от войны время. Отказывать себе в удовольствиях лишь потому, что треть его сородичей полегла в сражениях за Ибер и Сабу, он не собирался.
Шатер его был роскошен и запачкан; сквозь дыры мерцали красные и зеленые огни — такими фонарями украшали своим дома куртизанки и танцовщицы. Ученики мастер-лорда были здесь же — стройные, красивые юноши, знавшие, что ими нельзя не любоваться и потому особо надменные.
Летящий по примеру Ревиара — своего учителя — избегал излишних увеселений, но все-таки любил их так, как не любил полководец. Мастер-лорд Сартол был хорошим воином, хоть и не командиром большого отряда, и с удовольствием жил ради войны, а потому упрекнуть его было нельзя. Беспечный и ленивый за пределами поля боя, в битве он был неукротим и сражался со многими знатными противниками — и оставался жив до сих пор.
А слабость к куртизанкам, вину, дурману или азартным играм хорошим воинам обычно прощалась.
— Наследник Элдар! — шумно приветствовал кто-то из соратников лорда юношей, — проходи, проходи, да будет благословен твой приход! Садись! Желаешь вина? Желаешь мяса и хлеба?
Со стороны Остроглазого мгновенно опустилась на колени девушка, заботливо подала ему слегка потертую расшитую подушку, ослепительно улыбнулась.
— А для молодого друга? — заволновался мастер-лорд из тьмы шатра — где с участием трех наложниц происходило что-то настолько непристойное, что Летящий вынужден был отвести глаза, — эй! Цветочки мои! Ваше место не у старых развалин, а у молодых отважных воинов!
Летящий не сразу, но понял, что и хозяин вечеринки, и гости уже настолько пьяны, что им совершенно нет дела до вновь явившихся. Он уселся свободнее, поблагодарил за вино, и огляделся.
Остроглазый вовсю вел учтивейшую беседу с куртизанкой. Обходя традиционными изысканными выражениями пикантные детали, пытался ее соблазнить, и получал в ответ не менее изысканные ответные шутки. Трое мастеров напротив, одного из которых Летящий неплохо знал, вели жаркий спор о преимуществах одних городов перед другими, и уже исчерпали аргументы — а потому чаще предавались воспоминаниям о своих приключениях в разных краях Поднебесья.
Возле них также сидела, а точнее, восседала йарни — с самым кислым выражением на лице. Беседа настолько увлекла воинов, что ей вмешиваться не полагалось, и роль ее сводилась к роли обычной подавальщицы. С некоторой тоской смотрела она на Летящего — он не видел прямого ее взгляда, но чувствовал.
«Ах если бы мне сесть с молодыми воинами и веселить их, и шутить с ними, и выслушивать от них комплименты — а не торчать, в самом деле возле старых занудных развалин…» — всем своим видом, и позой, и грустной улыбкой, говорила девушка.
Место же возле Летящего с левой стороны пустовало.
— …И неужели не дозволено будет мне приникнуть к источнику вечного наслаждения? — жарко шептал Остроглазый, не отставая от своей спутницы, — неужели не обовьют мои страждущие руки этот тонкий стан, украшенный, как двумя виноградными гроздьями, двумя полными лунами, двумя…
Летящий внутренне скривился. Остроглазый был известный повеса и поэт. И мог часами сочинять и не повторяться, когда дело касалось женщин.
— Господин позволит? — прозвучало вдруг над ним, и Летящий вскинул взгляд, погруженный в свои мысли.
Над ним замерла в пышных пестрых одеждах высокая красавица. Постояла минуту, давая оценить себя, и опустилась рядом, поставив перед Летящим поднос со сладостями и неизменным вином.
Мастер-лорд Сартол, наконец, прекратил гоняться за наложницами, всех их весело расцеловал, и присоединился к беседе гостей, а в центр шатра вышла молоденькая йарни и запела длинную песню о достоинствах воинов Элдойра.
— Господин не голоден?
Летящий вздохнул и, наконец, посмотрел на «свою» йарни. И улыбнулся в удивлении.
— Откуда ты? — спросил он ее, обращаясь покровительственно к ней, хотя женщина была его намного старше.
И, к тому же, южанка, из тех самых краев, откуда происходили злейшие враги Элдойра и Элдар. В носу у нее, как и у Молнии, была серьга, крупная потертая жемчужина. На худых смуглых руках — многочисленные браслеты, не подобранные ни по цвету, ни по размеру; рукава доходили лишь до локтя, и безнравственно и бесстыдно она оголила шею, большую часть груди и даже спины. Наряд же ее состоял, как и обычный наряд Молнии, из просторных шаровар — только на этой южанке они были из атласа и вышиты бисером и жемчугом — и многочисленных шелковых слоев укороченного платья сверху. С высокой замысловатой прически — слегка растрепанной — спускалось прозрачное дорогое покрывало, ничего, впрочем, не скрывавшее.
Мгновенно увидев, что молодой воин ею заинтересовался, женщина с достоинством склонила голову и кокетливо метнула полный игры взгляд, прежде чем ответить:
— Покорная подруга господина с Юга, если господин изволит интересоваться.
Покорности в ее взгляде не было.
— Откуда — с Юга? — настойчивее повторил Летящий. Женщина едва заметно взволновалась: ноздри ее раздулись.