Хмель промолчал.
— Если еще один год она просидит дома… как я выдам ее замуж? Она уже сейчас…
— Я слышал, — оборвал его быстро Хмель, — не повторяй.
— А мне слышать «залежалый товар» про свою дочь куда как больнее, — спокойно произнес Ревиар, — ее мать была девочкой, когда вошла в мой дом. Играла в догонялки с детьми служанок Латалены. Постоянно забывала причесаться и не носила украшений. Никогда не думал, каково это — жениться на ребенке?
Гельвина передернуло.
— Не знал, что Гильдит была ребенком.
— Сначала мне пришлось научить ее одеваться, потом дождаться, пока она хоть немного подрастет, потом родилась Мила… не успел я вздохнуть, а она уже умерла. Испарилась так же легко, как появилась. Знаешь, эта легкость обманчива. Легкость — прямое последствие того, что с ней я не мог даже говорить. Кельхитское наречие учила с трудом, больше, кроме родного, не знала ни одного. Даже на ильти два-три слова не задерживались в ее голове. Считать умела до пятидесяти…
Он замолчал, отвернувшись; голос его оборвался.
— Идти на Юг, Ревиар, будет самоубийством.
— Значит, я самоубийца. Помолись за меня, сумасшедшего, — полководец опустил голову, но не повернулся, — если я останусь жив, то победителем.
— Самоубийство, как и гордыня — всё` грехи, — вздохнул тяжело Хмель, понимая друга. Ревиар выпрямился, усмехаясь.
— Трусость — тоже.
«И отчаяние — грех», — повторял Гельвин про себя, стараясь убедить себя в грядущем бессмертии души и — о, на это он особо надеялся! — победе, когда бы она ни наступила.
Комментарий к Соратники
аккиэт - задницы
========== Враги ==========
Дружины ревиарцев приблизились к крепости Парагин.
Уже издалека можно было принять крепость за иллюзию, порожденную воображением и отчаянной надеждой — настолько чуждой казалась крепость здесь, на открытом пространстве.
— Кто держит крепость? — поинтересовался Ревиар у картографа. Тот сверился со списком лордов.
— Или кто-то из Элдар, или кто-то из Хранителей. Тут не указано точнее…
— Хранителей? Кто же это, интересно, — полководец нахмурился, пытаясь с напряжением воспроизвести в голове хитросплетенное генеалогическое древо дворянских фамилий.
Гельвин вспомнил сразу и напрягся гораздо сильнее своего друга.
— Мой господин, это семья Йут.
— Я таких не знаю.
— Они здесь довольно давно, но никогда не покидают своего надела.
— Присягали королевству?
— Нейтральны.
«Уже плохо, — рассуждал Ревиар, разглядывая с сомнением укрепления на подходе к крепости, — нейтральны они были, когда им предлагали присягу, а теперь и подавно не станут соглашаться».
Ожидания оправдались, когда вооруженные рыцари в доспехах преградили путь переговорщикам с полководцем во главе.
— Йут Сувегин приветствует воинов Элдойра, — решительно сообщил знаменосец с ужасным акцентом, — однако пропустить вас в крепость он может только без оружия и знамен.
— Военное время сейчас. Даже не будь мы воинами, мы не могли бы расстаться с оружием, — постарался ответить дипломатично Гельвин, но на представителей клана Йут его вежливость не произвела впечатления.
— Или убирайтесь, или сдайте оружие.
— Сувегин! — крикнул громко Оракул, открывая лицо и сбрасывая капюшон, — Сувегин, сын Самина, я не уйду, и ты знаешь!
В верхнем окне угловой башни появилась и исчезла тень, затем раздался голос — раздраженный и малоразборчивый:
— Если это ты, Элдар, то Парагин — моя вотчина, и таковой останется. Я не открою ворот ни тебе, ни твоей шайке, что ты повсюду таскаешь за собой!
Кочевники переглянулись, стараясь посмеиваться тише. На лицах немногочисленных горцев выражение было самое каменное.
— Ты даже не спустишься вниз, чтобы приветствовать меня?
— Пока вокруг тебя этот сброд — никогда!
Оракул оглянулся на асуров с едва заметным раздражением.
— Отец, не стоит разговаривать с ним — позволь нам просто убить всех Йут, и навести порядок, — с деланной скукой предложил один из молодых. Это предложение вызвало в рядах горцев небывалый энтузиазм.
Оракул так же ответил ему на горском, что кровопролитие, даже неизбежное, не должно быть началом диалога, но лишь завершать его. Горцы успокоились не сразу. Между нетерпеливыми гостями и Сувегином Йут завязался долгий спор, перемежаемый бранью с обеих сторон.
— По мне, так стоять под дверьми собственного замка унизительно, — поделился соображениями один из ревиарцев, которые наблюдали со стороны.
— Горцы и жители предгорий думают иначе, — пожал плечами Регельдан, мрачно закуривая, — клянусь небом, иногда мне кажется, у них в жилах лед и только.
— Как думаешь, брат, Элдар купят согласие или будет драка? — тише спросил тот же воин.
— Думаю, драки не будет: смотри, этот хитрюга спускается.
В самом деле, теперь Сувегин стоял по ту сторону решетчатых ворот и всем своим видом показывал, что не намерен двинуться дальше ни на шаг. Оракул подошел ближе, демонстрируя удивительную уверенность в себе.
— Ты почти не постарел с тех пор, как я видел тебя, — заявил он Сувегину, разводя руками и принимая самый доброжелательный вид, — и крепость твоя кажется ухоженной. Почему бы нам не обновить наши присяги и нашу дружбу!
— Не будет тебе ни дружбы, ни присяги, старый вор, — грубо отвечал лорд Йут, — когда сюда придет южное нашествие, я скажу им: добро пожаловать. А тебе говорю — убирайся!
— Как бы ты не убрался… — раздались угрожающие одинокие выкрики со стороны горцев.
— Хоть сегодня! — Сувегин поднял руки к небу, — видит небо, видят святые, угодные ему — дай мне справедливую цену за Парагин и не увидишь меня больше!
Вокруг отца семьи сгрудились остальные присутствующие Элдар. Тихо, но весьма эмоционально они пытались решить, стоит ли Парагин риска, денег и жизни лорда Йут.
С одной стороны, Йут не был родовым хозяином крепости, как ни старался это преподнести и доказать: он всего лишь получил ее в надел от отца, а тот был ею за что-то награжден. С другой стороны, повесить родовитого дворянина после того, как тот отказался от крепости в пользу короны — даже если означенный дворянин и переметнется к врагам, чего не скрывает — это удар по чести дома Элдар. Горцы лишь расходились во мнениях, насколько силен будет подобный удар, и достаточно ли он мощен, чтобы напугать подобных Сувегину Йут неопределившихся лордов-вассалов.
К сожалению, среди Элдар не было никого, кто говорил бы на сальбуниди — иначе они бы расслышали схожие речи по ту сторону стен, только рассуждающие, отравить ли запасы зерна и вина, или просто сжечь, назло врагам. Однако опасения обеих сторон оказались беспочвенны, и Сувегин Йут принял решение оставить крепость — если ему, конечно, гарантируют жизнь; а Оракул решил на сей раз воздержаться от кровопролития.
В крепости Парагин оказалось всего пятьдесят восемь воинов, и Сувегин Йут не решился рисковать ими, поспешив освободить замок, но оставил, тем не менее, один из стягов над донжоном.
— Мы еще свидимся, — остановился он, когда поравнялся с Оракулом, — но я желаю тебе околеть прежде, чем это случится.