— Ну что, братья-воины, завтра на Сальбунию! — провозгласил, наконец, главный тост полководец, и, подняв кубки, все приглашенные дружно грянули «Гей!», после чего осушили их до дна.
Начались танцы, Мила сняла и отложила свою праздничную фату и принялась с удовольствием слушать приукрашенные, но все же отдаленно правдивые истории Брельдара. Он же, заметив участие красавицы, разулыбался, и рассказ его грозил затянуться. Но Мила все равно внимала ему.
Глядя на нее, улыбались все. Только Хмель Гельвин улыбался одними губами, но мысли его были далеко. И Мила оставалась в них неизменной постоянной
Но никто не смог бы узнать этого, увидев его со стороны.
«Как мне остановить ее? Как мне остановить это ее сражение? Как донести, что я мечтаю, чтобы она отказалась от войны? Как теперь объяснить?».
Ведь в танце, в украшениях и шелковом кельхитском наряде она выглядела гораздо лучше…
И Гельвин прикусил губы и поспешно встал, чтобы уйти прочь от костров, и не дать никому увидеть свое лицо.
После танцев Ревиар и его гости раскурили свои трубки, приказали подавать чай, и принялись делиться воспоминаниями о прошлых победах и поражениях, о путешествиях и сложностях в дорогах. Мила любила слушать воинов и кочевников; никакие песни и пляски не могли бы отвлечь ее от их рассказов. А лицо Ревиара Смелого! Когда девушка смотрела на своего отца, то иногда забывала дышать: так искренне говорил полководец, так удачно подбирал слова. В его рассказах о войнах и путешествиях Мила всегда была рядом; а если она и не помнила, то чувствовала, и все воспоминания и рассказы вдруг оживали и становились близки.
Большинство гостей разошлось, но Брельдар и Ревиар все еще сидели, разговаривая. Речь шла о войне, и оборотень старался повежливее задать свой вопрос.
— Если мы присоединимся к твоему войску, брат, — осторожно начал оборотень, — будут ли нас касаться ваши строгие законы? Сможем ли мы жить как прежде, или вы нас заставите не есть мясо и не пить вина?
— Кто распространяет эти глупости, Брельдар! — возмутился полководец, прекрасно зная, тем не менее, чьего языка это дело, — я не стану скрывать — мы нуждаемся в помощи. Но чужие обычаи уважаем. А что до вина — посмотри на наших иных молодцев, пьют почище ваших — увы мне, как полководцу.
— Нам не нравятся многие обычаи, о которых мы слышали, — продолжил волк, смелея, — видишь ли, парни стали поговаривать, что западные союзники смотрят сквозь пальцы на страшные грехи, вроде мужеложства.
— Мы не смотрим, — Ревиар особо выделил «мы», подчеркивая свое несогласие с какими бы то ни было обычаями союзников.
— Что странно, когда в войсках столько баб… — как бы про себя договорил оборотень и хитро покосился на полководца. Тот миролюбиво усмехнулся.
Вне всякого сомнения, от Брельдара не укрылось движение Этельгунды, когда она прощалась с Ревиаром. Легкое поглаживание по запястью, обозначающее привычное приглашение разделить ночь.
— Свободные сестры неприкосновенны, друг. Это тоже хорошо бы усвоить. С нашими женщинами будь осторожнее.
— Когда они такие, как княгиня…
— Таких всего две, — пожал плечами Ревиар Смелый, с гордостью глядя на знамя мятежной Этельгунды, — но и остальных не задирайте. Договоримся на этом?
— А каков обычай в завоеванном городе? — сказал волк, запинаясь, — видишь ли, южане нанесли большую обиду моим братьям, и я хотел сквитаться.
— Все, что взял в бою — твое, — тут же ответил Ревиар, делая особый широкий жест рукой, — а взять можешь столько, сколько посчитаешь нужным — и жизней тоже. Ты пойдешь?
Конечно, оборотень согласился, они ударили по рукам, и в тот же час мир стал еще на шаг ближе к воинству Элдойра.
Мила уже не хотела спать. Она пила вино, улыбалась, ласково обхаживала гостей отца, обнося их брагой и угощениями, и не уставала часто — глаза в глаза — смотреть в лицо своему Наставнику. И хотя он старался избегать встречи взглядов, они неизбежно происходили снова и снова. Гулянья закончились, когда на горизонте уже показались отблески утренней зари.
Хмель, опираясь о кулак, сидел и смотрел, как слуги Ревиара убирают остатки пиршества, бросая кости собакам, а слишком пьяных гостей разносят по кострищам более крепкие собратья. Где-то в повозках кричали совершенно растерянные петухи и цесарки.
— Слишком поздно, — произнес он вполголоса то, наконец, о чем весь вечер думал.
— Выспимся завтра верхом, — с улыбкой сказала Мила, усаживаясь на землю на подошвы собственных сапог, — господин Гельвин слышит?
Хотя это изысканное обращение она готовила заранее, оно не прозвучало неискренне. Назвать просто по имени своего Наставника Мила не могла — не слушался язык, хотя больше всего хотелось произнести вслух его имя.
— Завтра… — начал было говорить Хмель, но к шатру метнулся посланник, — что случилось?
— Войска Мирмендела вышли из Серпы, — переведя дух, поспешил сообщить тот, — объявляем тревогу. Будет битва! Они приняли вызов!
— Интересно, какие дружины отправятся первыми… — задумался вслух Гельвин, и Мила встала.
— Если поедет отец, я тоже поеду.
— Мила, это же не…
И он вынужденно улыбнулся, стараясь скрыть нахлынувшее чувство беспокойства. «Ревиар не простит мне, если я все-таки дам ей рекомендации, как воину. Я себе не прощу. А она не простит, если я этого не сделаю».
— Время уже позднее, — добавил он к ласковому взгляду, наконец, и встал с земли.
Мила поклонилась.
— Доброй ночи, — пожелала она, не назвав его никак.
Лежа под открытым небом, отгороженная навесом и несколькими сложенными на земле седлами, Мила разглядывала южное небо, полное ярких звезд, и мечтала. Ей хотелось, чтобы победоносная армия как-нибудь обошлась без кровопролитных сражений, и быстро восстановила границы государства. Ей хотелось, чтобы каждый взгляд, в котором золотисто-янтарные глаза Наставника были устремлены на нее, был полон чувства, которое она угадывала и сама не верила в возможность его существования.
***
«Они приняли вызов! — раздавалось над стоянками воинов, и Ревиар тяжело вздохнул, — они ответили!». Полководец лучше других знал, что вызовом было само присутствие войск Элдойра на исконных землях, и Южный Союз никогда не упустит шанс еще раз разбить их.
Южане. Полководец закрыл глаза, надеясь не заснуть тут же.
— Письмо от переговорщиков, — появился перед ним Даньяр — его двоюродный брат, — дружины рассредоточились, как ты и приказал. Полководцы собраны. Мы готовы выступать.
В последний раз воеводы Элдойра собирались вместе до наступления на оккупированные земли. Ближе к границе они быть не могли — здесь, в лугах Салебских Низин, Ревиар Смелый самолично вывернул из земли межевой столб Южного Союза и поставил на его месте свой шатер.
Письмо уже распечатал и зачитывал Ниротиль, остальные хмурились, молча слушая.
— «…вместе с его войском, — бубнил он, пробегая глазами до конца листа, — дальнейшее продвижение будет рассматриваться Верховным Сходом Южного Союза как агрессия. Отдельные группы паломников без оружия могут пройти, заплатив полагающуюся цену, через заставу Сакин…».