В местных лесах — сосняк и дубы, причудливо изогнутые рябины и густой орешник, сменяющийся зарослями можжевельника, и изредка гигантские оремес, взмывающие в небо… Все загадочные ведьмы, все колдуньи жили в представлении народа здесь, и отсюда происходили все чародейские штучки вроде загадочных амулетов, колец и монет.
Княжий двор располагался между нескольких исполинских дубов, вокруг которых выстраивались причудливо изящнейшие деревянные лестницы, поднимавшиеся вдоль ствола под кроны и дальше к самым верхушкам. Прямо перед рассевшимися лучниками играли в мяч веселые девушки. Молния прищурилась: одеты они были ярко, плечи у всех были обнажены, а в высоких причудливых прическах красовались прозрачные вуали, отброшенные назад. Как и у самой Молнии, в ноздрях у многих сияли драгоценные камни и жемчужные кольца, и тяжелые литые браслеты украшали тонкие, обнаженные руки.
Все здесь было непривычно взгляду. У города не было стен и даже намека на рвы. Конечно, чуть дальше находились бесчисленные линии обороны, а леса вокруг были напичканы ловушками, ловчими ямами и засидками караульных, но их не было видно. И, если там и встречались женщины с оружием, в городе ничто о том не говорило.
Редко можно было увидеть всадницу с мечом в руках; большинство сулок и суламиток вели жизнь самую беспечную и беззаботную, хотя богатство здешних мест было запредельным лишь в сказаниях иноземцев. Княжества очень зависели от разливов рек, между которыми располагались их земли, и урожай и неурожай тоже зависели от них. Города и селения располагались исключительно посреди леса, и только здесь еще можно было встретить подобные первым жилищам постройки — навесные деревянные дома у самых крон деревьев. Считалось, что здешние жители лучше других умеют делать луки и обучены стрельбе настолько хорошо, что им всегда были рады в любой дружине. Правда, они совершенно не умели ездить верхом и предпочитали быструю ловкость в умении перемещаться по деревьям. Летящий, присмотревшись, обнаружил и отсутствие грубых подошв на сапогах.
Почти все вокруг принадлежали к исконным жителям Приморья. Суламитские народности говорили с мягким акцентом, часто пропускали взрывные слоги. Они почти не расставались за пределами своих дворов с плащами, которыми спасались от сезонных дождей, и посохами, служившими одновременно опорой и оружием. Мелтагрот был широким городом, разделенным на две части: построенную на каменистом берегу и спрятанную в густом лесу. Лишь крыши и иногда резные башенки домов поднимались выше крон деревьев.
Летящий отмечал, как похожи сулы были на жителей Элдойра внешне — и как невозможно разнились внутренне. Торопливая, напряженная поступь жителей Предгорья не ощущалась; напротив, здешние горожане вышагивали спокойно, хоть и точно так же бесшумно.
Поразмыслив, Элдар осознал и еще кое-что. Здесь не было оборотней. Ни одного. Здесь вообще не было никого, кроме сулов и их ближайшей родни.
«Благословенные земли… но такие чуждые».
Летящий шел по Мелтагроту, стараясь не показать своего удивления — но это было поистине непросто.
Как и в Элдойре, красивые центральные улицы были выложены из белого камня, только здесь больше было тончайшей кружевной резьбы, и многочисленных цветников. Непривычный к красотам Загорья, Летящий не видел ни единого пятнышка на стенах, и удивлялся чистоте городских улиц и их особому, ни с чем не сравнимому уюту. Повсюду было разлито благоухание, и веселые песни беззаботными юными голосами звучали едва ли не на каждом перекрестке.
Если это и было когда-то королевство Элдойр, то сейчас ничто не говорило, что где-то на востоке решается его судьба в кровавой войне. Здесь о войне не напоминало ничто. Повсюду царил расцвет и достаток.
И женщины; Летящий не мог отвести восхищенных взглядов от суламиток, которые так не были похожи на слегка надменных, мрачноватых асуриек, льстивых и угодливых южанок или напуганных кочевниц. Суламитки улыбались ему, когда видели, что юноша не сводит с них глаз. А он просто не мог не смотреть — хоть и пытался; обилие полупрозрачных тканей, открытых рук и нежных лиц пьянило.
И ни одна не носила кольчугу, не прихрамывала и не кашляла, задыхаясь в чахоточных хрипах. И ни на одной он не видел даже следов от ошейника. Ни одного шрама. Никаких синяков и царапин.
Видел он и холеных ровесников — и перед ними ощутил детский мучительный стыд: за свой потрепанный вид, за налитые несходящие следы побоев, за кровавые мозоли на худых руках. Одновременно с этим Летящий принялся ругать себя: воину не пристало стыдиться…
Резиденция князя, хоть и считалась формально военным лагерем, больше походила на роскошный дворец, слегка лишь недотягивающий размерами до дворцов какого-нибудь спесивого южного вождя Бану. И в то же время чувствовался безупречный вкус властителя всех этих богатств. Сопровождающие воины заняли свои места в приемном зале — в голубых оттенках, с полосами малахитовой инкрустации на стенах — напротив пустого кресла владыки сел лишь Летящий.
Князь дал время гостям освоиться, прежде чем появился.
— Мастер войны, князь Мелтагрота и Найламы, властитель Приморья, — негромко произнес его сопровождающий, открывая ажурные ворота в приемный зал, — господин Иссиэль.
Летящий поднялся с места. Вошедший легким шагом князь был чуть ниже его. Светлые его волосы были аккуратно уложены под воинским обручом, а одеяние было самое простое и без украшений. Моложавый и очевидно, никогда не забывающий тренировки, князь был в несколько раз старше Летящего — юноша почувствовал это, едва Иссиэль посмотрел мельком ему в лицо и кивнул, приветствуя, еще до того, как приступить к официальным переговорам.
Он проявил интерес к потерям и выразил сочувствие; его речь на срединной хине лилась идеально гладко, словно он читал с книги. Ни разу в его светлых, серебристо-серых глазах не мелькнуло и тени сомнений или чувства, большего, чем легкое любопытство. Перед молодым Элдар была словно непробиваемая крепость.
— Мы лояльны к Элдойру, — спокойно сообщил владыка и пожал плечами, после того, как Летящий изложил просьбу Совета о подкреплении, — никогда не пропускали срока уплаты налогов. Никогда не отказывали в смене гвардии. Но… наследник Элдар! Ты уже не мальчишка, должен понимать, что лояльность не может приводить нас к самоубийству. Мы не обезумевшие от горя вдовы, и не рабы — как бы того ни хотелось некоторым нашим братьям с востока.
— Мои отцы никогда не считали вас рабами, — учтиво попробовал остановить его Летящий, но тот лишь отмахнулся:
— Допустим, я ставлю свои сотни под начало Элдойра. Предположим… три недели, если не больше, они будут направляться в вашу сторону. Это далеко. Допустим… допустим, несколько других городов выставят войска. С чем мы останемся тогда? Загорье не знало войны уже очень давно, — он отвлекся, принимая от слуги вино, — а ты хочешь, чтобы на два-три месяца ради Элдойра мы оставили себя беззащитными. И в конце лета!
Летящий внезапно ощутил себя выпавшим из беседы. Он продолжал улыбаться, он спокойно сидел на шелковых подушках и выслушивал пространные излияния князя — перед очевидным отказом — но все же он был где-то далеко-далеко, где-то, где дули суровые степные ветры. Где-то, где был прежде его дом. «Мы прошли тысячи верст, — шептал неузнаваемый голос в его ушах, — впереди еще много-много лет пути… разве остановит нас одна буря, когда мы пережили их столь много?». Летящий задышал глубже, стараясь отогнать видение, но затем понял: это сама Сила нашептывала ему, и ее можно было только слушать.