— Говорят, — начинал он с важным видом, — на базаре в Чертовом Запрудье проезжали сборщики подати от харрумов. Там как раз было много народу — ярмарка же!
— Набежало сброду, — подхватил другой оборотень, — кто-то оторвал гвоздик от оси колеса у телеги, и она покосилась.
— Какая-то потаскуха со второго этажа выплеснула свой ночной горшок, — подключился третий, — и из мешка на телеге на всё это…
— …посыпалось серебро, — почти хором заключили все трое.
Гельвин едва не расхохотался, представив себе эту картину. Голодный год, крестьяне, ярмарка — и серебро в грязи, в которой впору утонуть. Элдойр и Предгорье не любили сборщиков казны Элдар, но пришлых любили еще меньше.
— Харрумы жестоки и злы? — полюбопытствовал будто бы невзначай Хмель, когда рассказчики вдоволь натешились вином, едой и баснями. Волки задумались.
— Не то чтобы жестоки. Война ведь, — задумчиво протянул, наконец, старший, — сам знаешь, война — капризная, сегодня ты держишь ее за руку и запустил другую ей под юбку, завтра она трясет тебя за шкирку. Харрумы… у них почти нет земли, да и та, что есть, неправедным путем взята, а ты знаешь, дорогой гость, что мы, волки, не любим чужаков на помеченных территориях.
— Но они из вашего рода?
— Они были из нашего рода, — возмутился другой собеседник, — они теперь из никакого рода. Лес не метят, — принялся загибать он пальцы, — в Дубраву не ходят, на небо стаей не воют, волками не живут, не охотятся. Но и не из вашего, да и не людского: не пашут, не сеют.
— Пашут! — возразил ему другой, — только как-то не по чести, я сам видел в Предгорье тем летом. Дикий народ, что и говорить, нравы дикие, и могут только биться.
«Это немало» — подумал Гельвин, и хотел было вставить свои мысли по этому поводу, однако старший его опередил:
— Эка невидаль! Тот, у кого в руках бывает только меч, всегда кланяться придет тому, у кого там бывает и плуг.
Это замечание заставило Хмеля смотреть на отдаленные перспективы веселее. В последующие четыре часа — не без помощи крепкого волчьего вина и страшной приозерной браги — Хмель Гельвин почти уверился в грядущей победе, какой бы она ни была.
***
Предгорье севернее Кунда Лаад вскипело.
Прежде мирно уживавшиеся соседи шли друг на друга, и это сказывалось даже на самых маленьких и отдаленных деревнях.
Вооруженные и готовые буквально на всё, жители Предгорья — все те же миролюбивые в прошлом хинцы и эделы — воевать умели ничуть не хуже всех прочих народов Поднебесья. Те, что не успели укрыться за стенами белого города, и не поднялись в горы, забаррикадировались в своих селениях, и готовы были дать отпор в любое время дня и ночи.
Всеобщая подозрительность привела к тому, что радушного приема не могла ждать даже одинокая девушка. Пусть и при оружии.
— Отойти в сторону, — раздался голос с невысокой башенки над воротами, и Мила послушно подняла руки за головой, и прислонилась к столбу с выцветшим знаменем. Она знала порядки укрепленных поселений.
Мила удивлялась тому, насколько быстро поменялось отношение к оружию с приходом армий. Первым указом в любых занятых землях оружие отбиралось у всех. Привычные к постоянной смене власти, местные жители с тяжелыми вздохами заранее снимали ржавые дедовские сабли со стен и сдавали в арсенал.
Правда, через неделю оружие обычно возвращали, а каждый, владеющий им, обязан был уметь им пользоваться. Но и это не сдерживало азарт молодых парней и особо ретивых крестьянских батраков: где-то в погребах, печках, в землянках все равно оставались и мечи — как правило, три на деревню, и луки, и даже иной раз арбалеты.
Военное время преображало королевство Элдойр. Каждая деревушка, каждый хутор становились, едва лишь до них доходили вести, маленькой заставой, имеющей право и возможность дать отпор врагу. Даже в мирное время на улицах любого села можно было видеть мужчин с оружием, что было бы немыслимо на Западе или где-либо еще. В предгорье Кундаллы оружия было больше, чем в любом другом крае Поднебесья.
— Недаром нам отдали приказ повырубить все леса вдоль дороги, — жаловался ей один из воинов, несущих службу при воротах минуту спустя после досмотра, — говорят, так борются с разбойниками.
— И помогает? — заинтересовалась воительница. Тот вздохнул.
— Не слишком. Неделю назад взяли два десятка парней. Подозрительные ребята. Шатались без дела, но деньги были у каждого.
— Что с ними сделали? Это же всего лишь подозрение.
— Ты это нашему старшему скажи! Пятерых — особо дерзких — доедают вороны, остальных пока пробуют на зуб крысы в тюремном подвале.
Подумав, страж добавил:
— Хотя у крыс, наверное, уже нет аппетита — в подвале тесно по нынешним временам-то.
Элдойр был вторым государством Поднебесья после Айеллэ, разрешившим владеть оружием каждому, кто умеет с ним обращаться, вне зависимости от общественного положения, титула или иных богатств — стоило лишь принести присягу. И это означало для королевства вечный источник гордости: владыка княжества с точностью до единицы мог назвать количество тех, кто может встать на войну, а регулярная армия могла посвятить себя исключительно служению. Однако большую часть времени обучение и подготовка занимали бойцов, а не битвы. Хорошее владение оружием предписывалось мужчинам, будь то рогатка, нож или лук.
Но эта воля стоила дорого, и Мила хорошо могла перечислить все, чем приходилось расплачиваться.
Первое, что увидела девушка, войдя в ворота, было три полуразложившихся, исклеванных воронами трупа, висящих с высокой кривой липы. От запаха любому прохожему могло бы стать дурно.
— Со всей округи свозили насильников, — поделился новостью довольный дозорный, — вздернули, чтоб неповадно было. По сроку еще недели три висеть…
Полагая, что оказалась в предместьях какой-то каторги или каменоломни, Мила удивилась, обнаружив, что попала в деревню, знаменитую своими ручными животными из самых разных мест. Умением тренировать и подчинять себе животных кланы деревни славились очень давно. Здесь Мила увидела множество прирученных хищников разных размеров: от дикой лесной кошки и до белоснежного барса с предгория Каарон. Торговля шла не так бойко, как обычно — сказывалось военное время. Но и совершенно останавливать дела никто не собирался. Бедность и разруха соседствовали с перевозимыми трофеями и составляли с обозом разительный контраст. В одном только дворе старейшины Мила увидела пять или шесть повозок с коврами, груженных настолько тяжело, что каждая телега кренилась набок.
Особенно ее посмешили крошечные собачки — не было сомнений, это были именно собаки, но такие крошки, что девушка могла удержать резвого щенка на ладони. Правда, стоил такой щенок, как две хорошие верховые лошади, и Мила сразу же представила, как скоро новое веяние моды охватит Элдойр, и куртизанки примутся выпрашивать у покровителей подобный подарок.
Но, чем выше и западнее в Предгорье уходила Мила, тем многолюднее становилось, и тем беднее были те, что убегали от войны. Все чаще встречались и воины, уже неспособные воевать, но не имеющие денег добраться до Элдойра, не говоря о своих родных селах. Здесь же, в Предгорье, они могли рассчитывать переждать кто у родни, а кто у друзей или просто гостеприимных хозяев самые тяжелые времена. Редко кто мог заплатить чем-то, кроме обещаний.
Она почти не останавливалась, и все же путешествие в горы заняло у нее почти три дня; идти по неровной каменистой дороге, временами узкой и сильно разрушенной, было трудно, лошадь часто приходилось останавливать, и, хотя Мила пыталась не спать так долго, как это возможно, спать все же было необходимо. К середине третьего дня Мила увидела впереди крупное поселение и полуразрушенные древние сторожевые башни.