— Мы будем делать все очень тихо и быстро, — возразил полководец, — перейдем через короткий проход, через Флейский Отрог и Большие Курганы ночью. У ревиарцев отличные лошади. Возьмем только кочевников, осадим их ночью внезапно, одновременно перекроем все дороги на север, и выиграем время.
— И что ты хочешь сделать с Сальбунией после? — осторожно спросила Этельгунда. Ревиар ответил на ее взгляд уверенно.
— Как только мы придавим врага в Сальбунии, просто покинем город и вернемся в Элдойр. Никакого обоза. Исключительно устрашение.
— Без трофеев?! — стон принадлежал Регельдану.
— Именно. Вылазка назло врагу и ничего больше. Мои воины еще помнят, что такое война без подённой оплаты. А твои?
Это могло бы закончиться дракой где угодно, кроме закрытого Совета. Между полководцами словно прозвучала без предупреждения звонкая пощечина. Но Регельдан смолчал. Впрочем, упрек поймали и поняли все воеводы. Многие потупились мрачно и хмуро.
— Ты прав, великий полководец, — подал, наконец, голос воевода Ами Ситар, — не хочется это признавать, так, братья? Я пойду с тобой.
— Принято. Кто еще?
— Я пойду, — Регельдан не мог остаться в стороне после сказанного, — Белокурая? — Этельгунда пожала плечами, — рискнем, братья. Соберемся до вечера?
— Мы выйдем первыми, — решила Этельгунда, — через три часа. Ляжем в кустарник на север от Сальбунии, и будем ждать вас без движения и огня, так что поторопитесь, чтобы никто не умер от голода.
— Завтра пообедаем уже в Сальбунии! — добавил Ами Ситар, и Ревиар, наконец, выдохнул.
По крупицам, но ему удавалось пробудить остатки ревнивого мужества в уставших до предела соратниках.
Уезжая на юг вместе с остальными князьями и их дружинами, полководец наслаждался духом предстоящей битвы, на короткое время свободный от переживаний. Впереди шли дружины Этельгунды и мастера Долвиэль, множество маленьких племенных вождей, вооруженные порой даже лучше воинов Элдойра.
Общаясь с товарищами, Ревиар Смелый чувствовал себя так уютно, словно никакая опасность никому из них не угрожала. Он был уверен в себе, этот увлеченный полководец. В его жизни не было места страху за себя, и от этого качества характера боялись его только больше.
И все же мирные разговоры вокруг вызывали забытую тоску по спокойной жизни. До сих пор ее было у полководца мало, но все же она была. Приятно было вспомнить о раннем утре, когда шатры на плато раздувал теплый южный ветер, и встающее солнце согревало степь. Приятно было пить молоко, праздно рассуждая, чем же заняться в погожий денек. Ревиар скучал по времени, когда проезжавшие поэты, странники и кочующие незнакомые племена останавливались рядом, и недели оказывались заполнены весельем и познавательными беседами.
Словно во сне, мужчина вновь услышал скрип колодезной цепи и почувствовал скользящую по лицу тень от густого виноградника. Очнувшись, Ревиар Смелый обнаружил, что задремал на несколько минут, а вокруг — все тот же отряд и все тот же неспешный разговор.
Сейчас воины делились соображениями на любимую тему — погоды. Молодой воитель по имени Имрит рассказывал о наводнении и небывалой влажности вблизи побережья.
— Не поверите, братья, все в цветах! — делился он, прищуриваясь, — только туман стоит, не рассеиваясь, и дожди накрапывают. Тепло, но по улице не пройти, чтобы не промокнуть: вода оседает, как по воздуху плывет. А туман теплый. Рисовые поля залило…
— Год выдался тот еще, — охотно поддержал Ревиар беседу, — у нас засуха — прежде такой не бывало!
— Три недели степь стоит без ветерка, жара такая, что кое-где загорелась земля. Потом рассеялась пыль, но жар не спадал. Что было восточнее, даже думать не хочу. Странно, что мы не утонули в собственном поту! А бури? А саранча в Руге? Год — согласитесь, проклятый.
Воины делились секретами выживания в жару, которая доконала всех, и только в Беловодье и Элдойре отступала, преклоняясь перед могучими горами. Восточное же Поднебесье изнывало от зноя, но спасалось всеми силами.
— Бегали наперегонки друг с другом за водой, — повествовал воин, — купали даже собак, чтоб не сдохли. Мой конь дважды падал, и я его выпаивал. Столб жара в степи стоял почти два месяца, и три недели без ветра, как и говорил брат Ревиар. Колодцы пересыхали, и кое-какой скот разбежался.
— Говорят, Дива умеет делать такую порчу…
Не успел воин договорить, а его товарищи уже нервно озирались. Ревиар недовольно передернул плечами, пытаясь согнать холод, пробежавший вдруг под кожей. Погода не предвещала, тем не менее, ничего зловещего. Но суеверные воители уже вполголоса обсуждали способы борьбы с нечистью. Ревиар задумал было пристыдить их, но вспомнил, что накануне Оракул обрядил в траурные одежды абсолютно весь город. Смысл этого обряда также уходил корнями в древность и далекие неясные верования предков.
Рациональность, бывшая второй натурой Ревиара, все же порой уступала место мистицизму. Так, он прислушивался к предчувствиям Оракула, настроению собственной дочери или ее высочества леди Элдар; он знал за ними хорошую интуицию и верил в нее. Ревиар старался исполнять и все обряды, переданные ему традициями отцов. Делал полководец все это скорее по привычке, стараясь упорядочить свою жизнь, но в простые действия вкладывал много души.
Еженедельное угощение у себя в шатре или доме бедных, для кого-то стоявшее на грани с личным оскорблением, было для Ревиара Смелого едва ли не самым важным и приятным занятием.
Да и щедрость к соратникам была столь широкой, что иной раз ставила в тупик.
— С тех пор, как женился, — жаловался один воин, — ни на что не хватает денег! Поверьте, раньше жил скромно, но ни в чем не нуждался, и голодным не был ни разу. Сейчас же все так подорожало: зачем-то понадобился новый забор, новые корзины, какие-то занавески…
«Элдойрские домохозяйки», — догадался полководец.
— Чем угодно клянусь, мой жеребец — чтоб ему, окаянному, ноги не сломать, — тот еще проныра, — переживал другой всадник, — за три атаки трижды заваливал меня в третьем ряду, копыто евонную бабушку, прости меня Сущий! И стыд, и грех, и смех: вся дружина потешалась надо мной…
Ревиар продолжал внимать разговорам. Это были спокойные беседы о ценах, путешествиях, оружии и лошадях. Это были добрые беседы, и полководец также оставался спокоен. Тем временем, часы шли, вдалеке кое-где уже просматривались знаменитые южные вязы и длинные стволы выцветших тополей. Беспощадное солнце даже цветки цикория выбелило до прозрачности; не разгибающие спины женщины на полях смахивали пот, не переставая трудиться. Коровы, залезшие в грязный пруд, лениво сгоняли мух. Завидев воинов, многие жители скрывались в домах и спустя некоторое время, опасливо озираясь, перебирались посудачить об увиденном к соседям, на всякий случай, не выходя за заборы.
Ревиар знал: уже до вечера здешние жители будут готовы к бегству.
***
Летящий плохо запомнил переход через Флейский отрог. Он ехал без разговорчивой Молнии под боком, выезжал его отряд в самой середине ночи, и юноша просто проспал время до полудня, уже привычно удерживаясь в седле. Когда друзья его, наконец, разбудили, Летящий увидел перед собой Флейский отрог, и у его подножия дымились стоянки: два, три, четыре… шесть дружин! Сердце молодого наследника забилось чаще.
Прежде он никогда не бывал в южных городах и землях.