Высокие круглые купола, вырастающие из глухих стен, обмазанные глиной заборы и ограды, плетеные решетки на окнах и стайки девушек в пестрых нарядах и звенящих браслетами; запах вишен сопровождал воинов последние десять верст их пути.
Здесь вовсе не пахло войной, а сами южане не казались опасными противниками. Они наблюдали за проезжавшими со сдержанной скукой. Летящий мог понять эту непритворную скуку: Флейя была проходным городом, и через нее проходили войска с перерывом на месяц, не больше. Местные видели все возможные войска, а сам город и долина за год раза три поменяли хозяев, не став, впрочем, от этого ни богаче, ни счастливее — но и не будучи разоренными, тем не менее.
Но урожаи были превосходны. Влага, поднимающаяся от земли, окутывала фруктовые деревья, и распространяла по долине дивные запахи спелой вишни, груш, слив и облепихи. Летящий дышал глубоко — Элдойр пока что похвастаться столь чистым воздухом не мог.
«Будет осада», слышал Летящий и холодел. Само слово «осада» пугало его, хотя он слабо себе представлял, как можно даже пытаться осадить Элдойр. И то, что старшие воины говорили о грядущем нападении серьезно, пугало только больше. Неосознанно, Летящий в этот раз держался старших товарищей и несколько раз навещал своего бывшего Учителя — Ревиара.
Хотя Ревиар и был воином, он никогда не брал учеников — только из семьи Элдар в знак почтения. Летящий же знал полководца всю свою жизнь. Ревиар был ему больше, чем Учитель; он заменил ему отца.
И все-таки даже ему Летящий не мог открыть своих опасений и того, что произошло в Мелтагроте.
— Мы задержимся здесь? — спросил Летящий у полководца, подосадовав на свой голос, звучавший непривычно робко. Ревиар улыбнулся ему и хлопнул юношу по плечу.
— Не переживай. Элдойр сейчас в безопасности. Они испугаются того, что мы не боимся нападать, будучи почти осажденными. Их дух будет сломлен. Они испугаются нас, — голос его стал совсем серьезным, и полководец пристально заглянул в глаза молодого воина, — не смей бояться, Летящий. Я вижу тебя насквозь. Не смей.
— Я не боюсь, — молодому наследнику удались эти слова твердыми, хотя он не мог сдержать внутренней дрожи, — я… мать в Элдойре сейчас.
— Ее высочество была там, — коротко ответил Ревиар. Летящий сразу угадал недовольство воеводы: он именовал в разговоре Латалену «ее высочеством» только в присутствии третьих лиц, либо когда был сильно ею недоволен.
Летящий даже мог сходу назвать причину и не ошибся бы.
— Учитель Ревиар… если позволите… мать всю жизнь живет затворницей, словно в плену, под именем нашей семьи. Не знаю, за что старший отец на нее так зол, но я имею право говорить, как член семьи Элдар. Он несправедлив к ней. Но все же я…
— Довольно.
Летящий никогда прежде не видел своего наставника столь гневным. Полководец кусал губы.
— Не править мне Элдойром, учитель Ревиар. Я и сам знаю.
— Не вздумай рот открыть с такими словами! — не сдержался Ревиар, показывая кулак, — это еще хуже, чем открытый страх.
— Но почему?
Ревиар молча пришпорил коня, который недовольно заложил уши, досадуя на непривычное обращение.
— Я могу ручаться за своих, — чуть погодя, сказал полководец в пространство, — но если кто-то, кому еще не заплатили, услышит тебя… узнает, что Элдар не будут платить… услышат, что… нет, Финист Элдар. Что бы ты ни слышал в шатрах воевод, держи язык за зубами. Даже наедине с собой.
— Держу, — пробормотал Летящий, опуская голову.
Он в самом деле молчал слишком о многом. О том, что ему страшно, страшно днем, ночью и особенно — рано по утрам, когда каждый далекий собачий лай кажется шумом вражеского наступления. Ему приходилось молчать, что зерна — и хлеба, соответственно — в королевских зернохранилищах осталось только до осени, а новые урожаи погибли в огне отступающих армий. Он молчал, но не видеть не мог, как и забыть.
И каждый новый день начинался со страха и им же заканчивался. В первые дни после обретения звания сетования старших воинов казались словами неудачников. Разве могут эти трусливые слова быть правдой? Но теперь собственное тогдашнее высокомерие удручало и заставляло стыдиться. Бывалые воины знали. А он обольщался собственной неопытностью.
«Ревиар гений. Поселение среди степи, окруженное только пустыми лугами… и теперь еще и тремя… четырьмя армиями кочевников… ужасно, должно быть, там внутри стен…». Летящему очень не хотелось признавать перед самим собой, что снаружи стен ничуть не менее жутко.
Особенно внушали опасения виднеющиеся из-за бойниц начищенные шлемы приготовившихся лучников. Осада уже длилась какое-то время, и сейчас Летящий видел, как, подбадривая себя криками, пятьдесят воинов-ругов таранили главные ворота крепости. Уже дважды бывшая осажденной за одно лето, Сальбуния приближалась к падению.
Ами Ситар выстраивал своих лучников, и защищающих их щитами воинов. Он лично оббежал почти всех, укрывшихся за насыпным валом в каких-то двух сотнях шагов от стен воинов.
— Готовься! — прозвучал, наконец, его звонкий голос, — Стрелы! Цель! Выстрел!
Летящий был среди лучников. Медленно, но верно воины приближались к осажденным стенам, а лучников на стенах стало меньше. Внизу уже поддавались ворота — начинали потрескивать возле петель в слабых местах.
— Готовься!
Он запомнил только, что они по очереди перебегали по зигзагу — впереди один с щитом, следом один с луком — и вот уже оказались прямо под стенами. И в этот же миг ворота, наконец, сломались, и в город хлынули всадники.
Лучники заняли позиции внутри стен, готовя прикрытие для нападающих товарищей; Летящий успел только заметить, как мелькнули мимо тени первых ворвавшихся. Они бежали и бежали, группами, а может, и целыми дружинами. Летящий не знал. Все, на чем он был сосредоточен — это по команде воеводы Ситара натягивать тетиву, а затем отпускать ее, целясь в высоту над зданиями западных ворот Сальбунии. Обстрел должен был продолжаться достаточно долго. Наконец, Ами Ситар скомандовал наступление. Точно так же, прикрываясь щитами, артиллерия пошла в наступление.
Над головами лучников что-то взорвалось. Воины привычно прикрыли глаза руками, опасаясь летящей пыли и обломков. Куски штукатурки посыпались на их начищенные шлемы.
С противоположной стороны баррикад почти на ревиарцев вывалились два десятка державшихся до последнего молодых воинов-сальбов.
— Батис! — выкрикивал чье-то имя незнакомый молодой воин, весь залитый кровью, — его распотрошили, как утку!
Его голос прерывался рыданиями. Летящий замер, дрожа от непонятного чувства нетерпения. В это мгновение он раз и навсегда перестал быть собой.
Вокруг была опасность — он не мог предсказать, из-за какого угла покажется враг. Несмотря на множество раненных, он не смотрел ни на кого, его глаза быстро перебегали от одного дома к другому, изучали расположение улиц и строений.
Он разглядел лишь пустоту, всеми покинутый городской округ. По крайней мере, в какой-то момент Летящему очень захотелось в это верить.
Его надеждам не суждено было сбыться. С криками «Проклятье! Выродки!», из-за угла вывалилась группа сильно потрепанных новобранцев войска Элдойра — судя по когда-то пестрой одежде, они принадлежали к сабянам. Летящий помахал им рукой. Изможденные, прибывшие со стонами попадали кто где.
— Третий легион Сабы того, — пытаясь отдышаться, начал один, жадно глотавший воздух, — в смысле, пал. Тяжелая смерть… — он прошипел несколько ругательств, и жадными глотками выпил поданную воду, — парни, я думаю, нам повезло, что мы живы.