— А за то, какие расходы мы понесли, связавшись из-за тебя с драконами — я спрошу с тебя отдельно, Летящий, так и знай!
Но молодому воину уже было совершенно все равно. Он не мог сказать, что в его душе остался сильный страх перед чем-либо — в тот момент ему показалось именно так. Было лишь тупое усталое равнодушие. Он задержался на площади. Посмотрел на ряд виселиц, пожал плечами и поморщился.
— Жалко только, что так же просто войну не окончить, — вздохнула за его спиной Молния, отчаянно зевавшая все утро, и из брезгливости не смотревшая на казнь — я пойду, господин Элдар, и, с твоего позволения, отосплюсь.
***
Ревиар Смелый, перебрав донесения разведчиков и союзников, узнал расстояние до чужаков. Теперь настолько малое, что бессмысленно было надеяться остановить приближение осады.
— Двадцать три версты к северу точно, — сообщил он Этельгунде Белокурой и Гвенедору, — они отрезали нам путь еще три дня назад. Мы бы только зря потеряли бойцов, отправив их туда.
— Я могу встать на севере, — неуверенно высказалась Этельгунда, — но мы понесли серьезные потери…
— На севере встанем мы, и прикроем отступление, — возразил Гвенедор Элдар, — друзья, нам стоит поспешить — двадцать верст можно за три часа пройти!
Всего через несколько минут над воротами Элдойра уже вывешивали красно-черные флаги. Горожане, сперва недоуменно взиравшие на перестановки у стен, заспешили: разворачивалась бурная торговля, все торопились сбыть товар, перед тем, как начнутся бои, и всякая жизнь внутри стен испугается и стихнет.
На рынках толпились очереди и затевались ожесточенные споры, переходящие в давки и драки; в проулках домовладельцы ругали нерадивых слуг, оставивших окна без ставень. Домохозяйки собирали по соседкам принадлежащие им вещи, и закупали соль и масло.
Красно-черные флаги означали внезапную тревогу, а не осаду, но жители Элдойра словно сошли с ума. В предгорьях паники не было: жители обычно имели дальнюю либо ближнюю родню на высокогорных пастбищах, и, скрепя сердца, готовились уйти с пожитками в тесные каменные хижины. Развернули торговлю и дела довольные драконы, готовые вывозить за долю богатства и запасы в горы.
Оголодавшие, еще не привыкшие к городской тесноте переселенцы, ремесленники, крестьяне, бежавшие от войны — все они, даже владея навыками боя, не могли противостоять вражескому натиску.
— Не хочешь ли ты сказать нам, Ревиар, — в очередной раз подал голос Гвенедор на Совете, — что надо готовиться воевать в стенах города?
Рыцари запротестовали, перемежая объяснения с возмущенной бранью: каждый знает, в доспехах или нет — развернуться на улицах Элдойра непросто, хоть они и слывут самыми просторными в Поднебесье. Вести же какие-либо оборонительные действия становилось совершенно невозможно — горожане в случае любой опасности вываливали на улицы телеги, обозы, мусор, и все в таком количестве, что не только враг, но и свои же войска потом по нескольку дней не могли войти в город.
Была и другая причина для возмущения — скрытый страх перед осадой. Оборотни знали толк в обороне стен — остроухие же предпочитали нападение на них. Стоило им оказаться запертыми где-либо, и шансы резко падали.
— Армии Мирмендела и харрумов подходят к городу с двух сторон, — пытался объяснить свою поспешность Ревиар Смелый, — уже сейчас надо закрывать ворота и готовиться дать отпор. Осаду держать мы не сможем: южные стены практически разрушены, и наша задача будет удержать противника перед северными и восточными воротами, разбить их, не отступая в город всем сразу.
Вновь рыцари переглянулись, на этот раз в тишине: полководец сказал то, что все так боялись услышать.
— Сотники, вас не так много у нас, — продолжил Регельдан, — мы надеемся, что вы не падете духом. Если нам придется драться в городе… — многие содрогнулись, — ваши жизни, солдаты! Отставить мочиться от страха! Кто хочет, пусть наденет юбку и проваливает!
— Все-все, не лютуй, — вздохнул Первоцвет, — кто мог, все уже это сделали. А самые смелые сражаются и в юбках. Верно, братья-сестры? В городе, так в городе.
— Надо запретить торговлю в лавках, только на домах. Расширить траншеи. Заколотить каналы с водой, — посыпались предложения со всех сторон.
— На время осады всем велеть спуститься в погреба — у них точно есть орудия.
— У нас пара тысяч из Баниат тут ходит по улицам, — осторожно высказался один мастер войны, чье имя Ревиар никак не мог вспомнить, — я бы, пока не поздно, переселил бы их в южные части, к стенам поближе…
— Бану такие.
— Хороша твоя идея!
В зале раздались отдельные смешки, даже Гвенедор опустил глаза и постарался спрятать улыбку. Старая уловка — поставить людей на пути врага — была действенна и незатратна.
Многие ученые из тех, что сидят в университетах и не выходят на городские улицы, гадают, почему в любом городе бедные кварталы были втрое, а то и вчетверо чище, если на них было не слишком много бану. А гадать было нечего: люди просто не умели жить в чистоте, особенно те люди, что не могли смешаться с остальными горожанами. Народ Баниат отличался совершенной неспособностью поддерживать порядок и чистоту. Казалось бы, ничего не стоит хотя бы нанимать обоз для вывоза мусора, что не пригодился в хозяйстве — но и этого не делали жители грязных кварталов. Все города Поднебесья были грязны — но там, где жили еще и люди, грязнее становилось с каждым днем. План мастера войны был понят всеми воинами на Совете: вражеские войска, даже разрушив стены и южные ворота, тут же попросту утопли бы в грязи дорог, тесных улиц и сточных канав.
В этом квартале города поставили в последний раз столы переписчики добровольцев. Призыв в войска не заканчивался в Элдойре никогда, но и никогда прежде к столам не стояла столь длинная очередь.
Чтобы поддержать боевой дух, несколько проповедников оглашали площади и проулки зычными криками:
— Вставайте на битву! Вставайте, если вы мужчины!
Другой вторил ему не менее голосисто:
— Запахи горелой плоти ваших братьев не дадут вам спать спокойно!
Впрочем, от подобных глашатаев толпа шарахалась, но очередь к столам не оскудевала.
***
Больше всего Летящему хотелось сделать вид, что войны нет. Да, пожалуй, именно так. Можно было как бы проспать призыв. Можно же было? Например, впасть в оцепенение от голода — паек вновь снизили. В запасах не иссякла только брага.
Его беспрестанно мучили видения грядущих смертей. Он не мог спать и не мог заниматья ничем, кроме как молча сидеть на месте, впериваясь в одну точку. Зайдя к лучникам, Летящий обнаружил низко висящий густой дым: дурман витал в воздухе, вместе с кислыми парами вчерашних возлияний. Кое-где расставляли лучины для молений.
— От дрожи в коленях спасаюсь, как могу, — с видом мудрого старца сообщил один из соратников Ситара, — жить хочется!
— Можно думать, это помогает, — буркнул Летящий, чтобы что-то сказать.
— Не трясись, выпей, — добродушно посоветовал Гиэль.
— Кто трясется?!
— Да и не злись! Я по себе сужу: потрясывает…
— Ну и пусть, — Летящему казалось, что он сам слышит, как-то и дело сбивается его собственный пульс, и в ушах шумит. Чем отвлечься?
Разве что бессмысленными байками и разговорами. Хвастовством. Песнями о погибших друзьях. Отвлекало, правда, отвлекало: уходили мысли хотя бы на время пения.