Взглянув на Верена, Латалена встала, и решительно принялась стаскивать с себя платье. Руки не слушались ее, крючки цеплялись за ткань и вуаль, за волосы. «Помоги», сквозь зубы попросила она, и Верен подчинился.
— Ты до моей старости не доживешь, — все-таки сказала она, обернувшись.
Глядела в его зеленые глаза прямо и спокойно. Но оборотень солнечно улыбался и лишь обхватил ее лицо ладонями. Грубые, мозолистые и шершавые, они были горячи, и неожиданно ласково прошлись от ее лица к плечам.
— Я знаю, княгиня, — ответил он тихо, целуя ее руку, — так или иначе, не доживу.
Медленно стянул с нее платье, медленно вынул гребень из ее прически, и длинная коса тяжело хлестанула асурийку по спине.
— Знаю и другое, княгиня, — продолжил волк, раздеваясь сам и легонько подталкивая ее к постели, укрытой мехами и шубами, — знаю, что если завтра одолеем врага, и Элдойр вернется к своим корням… то все здесь изменится. Вокруг расцветут сады. До самого Лунолесья. Снова ваши мужчины облачатся в парчу и бархат. Выведет вшей великое войско. Сделают вид, что не было Смуты.
Он развернул ее к себе, удерживая одной рукой.
— Но ты, какой я впервые встретил тебя, навсегда останешься моей, моя лебедь, — серьезно, непохоже на себя, сказал Верен, — останусь я жив или нет, и останется ли жить белый город.
И тогда Латалена всхлипнула первый раз, второй — и слезы полились сами собой, как будто он разгадал тайну, которая держала их взаперти. А выплакавшись на его груди, она привлекла его к себе — и не отпускала до самого утра.
***
— Смотрится ничего, — глядя снизу вверх, задумчиво протянул Гвенедор. Его сын пожал плечами. Мастер Нэртис перекатил во рту соломинку. Ревиар Смелый подошел к Гвенедору, вместе с ним посмотрел на стену, потом — на друга.
— Внушает уважение, не так ли. Стены Элдойра — удар по чувствительным взорам осаждающих. С этой стороны нужен кто-то, кто не даст им попробовать ее на прочность. Она не переживет.
— Если я умру, то от разочарования в смысле жизни, — протянул Гвенедор жалующимся тоном, — нужна дружина в тысячу воинов под эту одну стену. Но только так, чтобы нельзя было заподозрить, что стена не в порядке.
— Господин полководец, — встрял мастер Нэртис, — есть хорошие крепкие парни из освобожденных из рабства. Может быть, триста мужчин. Если каждому дать по копью, это тоже сила.
— Да-да.
— А где ты, Гвенди?
— Со всеми, в кольце.
— Кто-нибудь посчитал лучников?
Последние минуты перед столкновением всегда порождают суету. Их сложнее всего пережить. Ревиар Смелый знал и то, что его собственное ледяное спокойствие объяснялось точным знанием: все, что могло быть сделано, чтобы устоять, было сделано, и на славу.
Из арсенала изъяли последние ножики. Все мастера сидели по домам, готовые снова и снова делать стрелы и метательные снаряды из подручных средств. В целях борьбы с вероятностью поджогов и пожаров в городе повсеместно, кроме храмов, тушили огонь. Проходы во внутренние дворы и переулки баррикадировалиь до самых крыш. Горожане были готовы биться.
Ревиар был спокоен и потому, что, согласно элементарным подсчетам, ему не хватало для равновесия сил пяти тысячи семисот воинов, а у него наличествовали лишь триста добровольцев с копьями. И паника была бы слишком бессмысленна.
Но все же он оставался спокоен.
Чуть позже Ревиар Смелый обошел стены опять — ему казалось, что он успел сделать это уже несчестное количество раз — и все равно казалось недостаточно. По стенам, рассевшись кто на полу, кто на бочках, занимали себя разговорами и курением лучники.
— Ниротиль, — поздоровался с полководцем Ревиар, — твои, я вижу, уже готовы. Сколько стрел на колчан?
— Добавил по пятьдесят, — вымученно улыбнулся воевода, — в самом деле, спустись уже к отрядам и не мозоль глаза; ты знаешь, что я не подведу.
Ревиар знал, но заставить себя верить было гораздо сложнее.
Враг неумолимо приближался. Сначала вдали стали видны огни, потом стали медленно появляться воины. Бесчисленные их ряды. И, с каждым новым отрядом, выстраивающимся вокруг для блокады, настроение у зрителей ухудшалось.
На этот раз владыка Мирем не дал шанса осажденным сдаться. Не было ни посланцев, ни писем с предложениями. Молчаливые противники просто выстраивались в ряды с востока и юга, разбивали лагерь и разжигали костры. Воеводы Элдойра собрались на стене Мелт Фарбена.
— А поединщиков не будет? — удивился Илидар.
— Что такое «поединщик»? — не поняла Этельгунда. Ревиар пояснил, переводя с сурта:
— Так они называют тех, кто начинает схватку. Первая пара врагов, по одному с каждой стороны. Я знаю, у нас это многие сочтут за дикость…
— Разумная альтернатива, — согласился Гвенедор, — хотя очевидно, на этом ни одна война не заканчивалась. А сейчас это даст нам лишние полчаса, если повезет.
— Кого отправим?
— Тут сказано «самого достойного», боюсь голос повысить, наши передерутся и сдадут город еще…
— Стойте! — повысила голос Этельгунда, — слушайте. Я сегодня видела у вожака Илидара в дружине одного волка. Здоровенный такой детина, но не тучный. Давайте выставим его. Неожиданно, эффектно.
Воины не упели обсудить это заявление и даже не успели высказаться. В нескольких от них шагах в деревянные мостки вонзился с десяток стрел, и они попадали на землю кто куда, укрываясь за всем подряд.
— Атака! — крикнул кто-то.
Осада Элдойра началась.
***
— На стены, — приказал Летящему сотник, — луки в руки, и бодренько!
Зрелище со стен представало занятное. Кольцо обороны словно приникло к земле: прикрываясь щитами, выжидали атаку артиллерии. Если бы ворота могли открываться и закрываться быстрее, маневр мог быть более продуманным, но выбирать не приходилоь.
«Изнутри осада совсем не такая ленивая, как снаружи». Все вокруг были напряжены до предела, и только самоубийца мог бы пытаться шутить.
— Стрелы, готовимся! Небо! — луки взметнулись вверх; стреляли все, сплошной дождь стрел, призванный нанести противнику макимальный урон издалека, накрыл подходы к стенам. Воеводы лучников не подвели. Действовали они слаженно, не позволяли обстрелу ослабевать, пока не прозвучал долгожданный приказ:
— В защиту! — и тут же каждый забился под щиты и каменные уступы стен, молясь об отсутствии ответного огня.
Огонь, конечно, не заставил себя ждать. Стрелы осаждающих все чаще летели, пылая огнем.
— Сколько их? — спрашивали все друг друга, и Летящий в их числе.
— Кто-нибудь видит знамена?
— Потери были?
Летящий на мгновение привстал, и сердце его похолодело: даже приблизительный подсчет давал значительное преимущество войскам Союза.
«Иссиэль не пришел, сабяне потеряли треть в Сальбунии, множество маленьких дружин и племен не имели средств добыть оружие и приехать… выстоим ли мы? И если выстоим, то какой ценой?».
— Сотня, не спим, вашу жизнь! — взвыл Ами Ситар, — какого агтуи яр расселись?! Подъем! Цель!
— Господин капитан…
— Готовимся! Цель!
В парня в трех шагах от Летящего попала стрела. Он умер совершенно беззвучно. Слева кто-то просил дать воды. Из-под головной повязки стекал ледяной пот. Висела звучная ругань в пыльном воздухе.
Ами действовал по плану. Потеряв еще семерых, он отдал приказ на перестройку. Оставив троих в качестве прикрывающих снайперов, он и лучники поменяли расположение.