— Разворот! — скомандовал Ревиар.
Скорость, с которой неслись ревиарцы на врага, была настолько велика, что воины противника не успели даже выставить вперед копья.
Пыль, брызги крови, дождь и грязь мешали разглядеть что-либо. Многие из вожаков волков прокусили себе губы насквозь, пока ждали хоть какого-то известия от стен: запахов слишком много, а разглядеть что-либо было невозможно.
Появление дружины из Загорья спутало наступавшим все планы, но еще больше их напугали появившиеся из пролома в стене пять драконов. Если бы не внезапность нападения, осаждавшие никогда не сдались бы, впрочем, они достойно сопротивлялись попыткам сломить ход столь удачной атаки.
Кровь собиралась в лужицы, ветер разносил запах гари и паленого мяса и шерсти, крики и стоны, и множество отрывистых выкриков — ругательств, приказаний, просьб о помощи. Мелькали кельхитские сабли, ружские копья, салебские мечи и длинные клинки Таила. Брызгала кровь и грязь, и грязь, смешанная с кровью. Пепел летел во все стороны и оседал на знаменах.
Мгновение равновесия и битвы на равных длилось недолго. Когда же пыль, поднявшаяся в воздух от рухнувшей стены, слегка рассеялась, перед наблюдателями предстала картина падающих одного за другим стягов Союза.
***
Армии Мирмендела отступали. Угроза для Элдойра была уничтожена. Всадники просто втоптали в грязь значительную часть пехоты противника, а тех, что пытались восстановить строй, раскидали в разные стороны, оставляя идущим чуть медленнее рыцарям оборотней. С южной стороны около тридцати драконов, воспользовавшись замешкой харрумов у орудий, разбросали и орудия, и противодраконные баллисты.
Мирмендел отступал от ворот Элдойра, но в городе никто не торопился снимать доспехи и отдирать доски от заколоченных ставен: с короткой передышкой на отвод раненных, войско Элдойра собиралось в путь. В правилах остроухих было добивать врага, и на этот раз оборотни полностью разделяли их намерения.
Грязные, уставшие, многие едва держались на ногах и в седлах — воины собирались в погоню. Они не слишком спешили, но и не медлили: не больше полудня было у них на то, чтобы отдохнуть, поесть и умыться от налипшей крови и грязи, и уже надо было мчаться на юг, спешить присоединить земли Союза к Элдойру, не давая войскам дозваться подмоги или передохнуть.
Вели преследующих всадников Гельвин, Первоцвет и Регельдан: где Ниротиль, живой или мертвый, никто не мог сказать, Гвенедор тоже был ранен, а Ревиар еще и не мог позволить себе оставить город без руководства. В суете и панике Элдойр был ничуть не менее опасен, чем поля битвы.
Спешно перебинтовав руку и понадеявшись на то, что повязка остановит кровотечение, Ревиар поспешил после раздачи указаний в госпиталь. И он шел не за помощью себе — у него оставался последний шанс попрощаться со многими своими товарищами и соратниками.
Госпиталь был переполнен теми, кто не мог преследовать врага. Немало было здесь тех, помочь которым уже ничто не могло, и кто просто ждал своей печальной участи, как все воины. В прежних обычаях раненных тяжело либо добивали по их просьбе, либо оставляли на милость богов или духов, но теперь старые традиции были забыты. И даже Этельгунде Белокурой, получившей стрелу в грудь, милости умереть без долгих мучений не предоставили: ограничились лишь крепким зельем, чтобы ослабить боль.
Ревиар убедился, быстро глянув на ее рану — надежды выжить у воительницы не оставалось.
— Прощай, друг мой, — Этельгунда была пугающе бледна, и Ревиар не смог не отвернуться, однако женщина улыбалась, — я знаю, что ночь мне не пережить, — она с трудом подняла руку и коснулась быстро наложенной повязки под его плечом, — тебя… тоже успели порезать…
— Я пропустил удар, когда… о чем я говорю, о чем!
— Мне, по крайней мере, не особо больно, и я не проиграла, — струйка крови ползла из ее рта.
— Ты всегда была и будешь победительницей, — голос полководца срывался от сдерживаемых слез, — Этельгунда Белокурая из салебов… Эттиги!
— Побудь со мной, ладно? — Этельгунда сжала губы, но они все равно дрожали, — как ни стыдно признавать, но мне страшно сейчас.
Ревиар Смелый сдержал свое слово. Он сжимал руку воительницы до тех пор, пока она не перестала дышать. Ему не пришлось ждать долго.
Месяц назад — не более — держал он эту женщину в объятиях. Месяц назад она просыпалась с ним, и с ним засыпала, когда ей того хотелось. Он перебирал руками ее сияющие волосы, золотые, словно поле спелой пшеницы, и целовал ее полные розовые губы, забывая рядом с ней о горестях войны. Вместе они смеялись общим шуткам, вместе пили вино, вспоминали прежние свои встречи — если бы Этельгунда Белокурая любила посещать храмы или была набожной, ее страсть к перемене мест, любовников и намерений не одобрили бы священники.
Спустя столь короткое время Ревиар лишался еще одного близкого друга. И потерь было много. Как много было в ту ночь потерь!
Он брел, чуть прихрамывая, по госпиталю — хотя на его постройку и размещение и потратили десятки тысяч золотых, помочь обреченным это не могло. Ревиар не должен был быть здесь. Никто не ждал от него этого. И все же он не мог уйти, снова и снова обходя все этажи, как разъяренный зверь в клетке, не обращая внимания на головокружение и собственную слабость.
Имен, которые он произносил в последний раз в своей жизни в ту вечер, хватило бы на тридцать добрых отрядов.
Найденный, наконец, Ниротиль тоже умирал — по крайней мере, лекари не давали ему шансов: три ранения, в ногу, в спину и в голову — любой бы трижды умер на месте, но каким-то чудом Лиоттиэль дотянул до госпиталя, и более того — по-прежнему оставался в сознании.
На рассвете Ревиар Смелый сидел на ступенях Храма, совершенно потерянный.
— Господин полководец!.. как ваши раны? Вас ждут в шатре!
— Скажите моей дочери, чтобы не ждала, — глухо попросил полководец, не оборачиваясь, — если смогу, я сегодня буду на тризнах.
— Ваша дочь сопровождает господина Гельвина в наступательных войсках, — почтительно доложил рыцарь, — они вывели отряды два с половиной часа назад, чтобы ваши знамена присутствовали на битве… господин, леди Элдар в шатре… вам надо отдать распоряжение о городских воротах…
Предстояло множество дел — до утра город необходимо было успокоить. Но как бы Ревиар ни старался, он не мог удержаться на ногах, и рана беспрестанно кровила. От слишком частого дыхания кружилась голова, и полководец нуждался в отдыхе, хотя и не собирался им себя порадовать.
Он развернулся было, поднял голову. Затем зашагал в свой шатер. Он старался заставить себя не упасть от усталости. Пока этого позволить он себе не мог. Его шатало, и он слабел. Шатаясь, он добрел до ложа, покрытого мехами. Мутно плыло перед глазами, и Ревиар понимал — еще несколько шагов, и он свалится.
Но сопротивляться не было сил, и прославленный вождь сдался.
Над Элдойром, едва лишь стемнело, разразилась гроза. Завесами обрушились потоки воды… дождь, который так долго собирался, наконец, рухнул всей своей тяжестью вниз. В его целительных потоках скрылись город, воины и все тела погибших. Это был великий плач — но когда дождь кончился, над городом открылось ясное звездное небо.