— Зимний мальчик… — несколько отстранённо заметил я… — Страшный магик… Значит, правда всё.
— И… и… и вот встал вопрос о расширении… — продолжила мама, заметно бледнея, — ну как же. Семь человек в двух комнатах. Нонсенс. Был вариант… И даже в центре. Но мама, моя мама — твоя бабушка Галя… она странную позицию заняла, непреклонную… Так и сказала: «Нет! Ни за что! Все поместимся! Я эту квартиру получала до войны, по всем законам! Тут и умру! Без разговоров». И мы поспорили… до ссоры. Жестокие слова были… А потом я вышла пройтись. Вся в обидах была на неё… — мама вздохнула, словно всхлипнула, но быстро овладела собой. — Но походила, погуляла, подумала… Ведь взрослая женщина. Справилась. А потом… потом вернулась, конечно же. Хризантемы купила. Она очень хризантемы любила, особенно такие терракотовые, коралки… Вернулась, да… Так долго по лестнице поднималась, прямо мучение, ну живот же, сроки — а все не хотели диагностировать тройню, только бабушка Лена с первого дня, как в воду смотрела… Вернулась… а мама мёртвая. В комнате, на тахте, лицом вниз.
— Да, всё так и было, — подтвердила Смерть. — Связное изложение.
— А папа в командировке, там — около бабушки Лены, что-то инспектировал. Тут Алиска прискакала, как по наитию… Как только вошла, до сих пор не пойму, видимо, я дверь не захлопнула. Бабушка Галя мёртвая в одной комнате, а у меня на кухне… схватки, — выдохнула мама. — Столько паники было, но Алиса справилась. Сделала всё, как сказано было. И скорую вызвала, и кагал собрала вокруг меня, даже Ингу из садика забрала и к Флоре отвела… Шум, визги, медбратья, хорошо хоть я сумку загодя собрала… Ада опоздала и уже сразу в роддом, зато с кювезой, вы же все… У меня преждевременные роды, всё в ходу, а боксов этих нет в роддоме. Ада привезла один — и тебя туда положили — ты молчал, те двое кричали, а ты нет. И мне все сказали: «Никакой, мамаша, надежды. Хоть они и жилистые у вас все, и горлатые, и грудь берут хорошо, но не жильцы, да и вы вся синяя», — мама вздохнула до судороги. И закончила.
— Рожала я вас в коридоре, — сказала она. — Мест потому что не было. Всё же внезапно. А тут осень, а тут холод. Ветер шквальный. Батарея в роддоме лопнула. Вдобавок — сверху снег… Целая метель была. Потом говорили — буря, неожиданный циклон…
— Ну, да, непевный родился, — подтвердил я.
— А Виктор торопился так… А дорога… — продолжила мама и отвернулась. — И… и… пока привезла Ада ещё кювезу, пока роддом обеспечил третью… Да… Умерли твои братики на столе пеленальном в коридоре от ураганной пневмонии, — закончила она.
— Теперь пора, — ласково, но неумолимо сказала Смерть. — Я и так ждала более чем достаточно… Уступила.
— Нет, — сказала мама каким-то молодым, звонким голосом. — Нет, постой, я точно знаю…
— Ну, — ответила Смерть, — положим, я-то знаю лучше.
— Да рано ему ещё, — упрямилась мама. — Разве непонятно?
— Боюсь, не тебе решать, — уважительно ответила Смерть.
— Ошиблась! — ответила мама, глядя на девчонку в зелёном. — Мне за тебя, — громко сказала она и взяла меня за руку. — Мне за тебя…
— А это ведь старые слова, — ответил я растерянно. — Самые надёжные…
А Смерть улыбнулась. Широко.
А дальше… потом… после — на стене возник почерневший розан, словно тень или негатив: отпечаток времени на накате. Затем он ожил, набрался сил и колеров, расцвёл — и пышные ветви его спустились до полу, сложились в дорожку, и…
По розанной лесенке неспешно спускалась какая-то дама: невысокая, в синем пальто, лёгком, длинном. На голове у женщины был повязан платок. Очень светлый. По-гречески повязан — узел сбоку.
— Нет, — сказала снисходящая по цветам. — Нет, не время, — повторила женщина, как-то не то, чтобы категорически, однако ощущалась недюжинная сила в слове. — Не пора, — продолжила она. — Не сейчас.
— Это, интересно, почему? — спросила Смерть.
— Это потому, что срок не пришёл, — сказала дама. — А к тому же — и она показала на маму, — тут жертва добровольная. Так что могу и считаю нужным вмешаться.
— Ну, я-то приду всё равно, — заметила Смерть.
— Что естественно, — ответила ей дама. — Но…
— Только не надо этих разговоров про жало, — сказала Смерть и встала. — Ведь неправильно поймут… Не хуже меня знаешь про переводы — там совсем отдельный ад. Сейчас я, конечно, послушаюсь, преимущества на твоей стороне, да и внизу, как шепнули мне твои цветы, есть интересный случай… Так что не прощаюсь, Тритан.