Я улыбнулся, потому что обрадовался вновь услышать этот голос.
— Да, — сказал я, — я нахожусь в самом центре Культа Вечности. И сейчас здесь всё взлетит к чертям!
— Оу, — ответила Оракул, — это… Необычные новости. Но ты должен вернуться домой.
Я даже не знаю, какие эмоции вызывали эти слова. Где был дом, куда я должен был вернуться. Собирался ли я возвращаться…
— Я хотел сказать, что признателен за всю твою помощь. Из нас вышла бы надёжная команда.
Голограмма мужчины стояла около меня. Камень в ладони начинал светить всё сильнее. Мне было сложнее контролировать свои эмоции с каждым новым мгновением.
— Решено, я перенаправляю тебя оттуда, — сказал мягкий женский голос.
Голограмма мужчины улыбнулась. И я улыбнулся. Но не ему. А потому, что наконец понял, что я должен сделать.
Во что превратился это ёбаный мир?
Неужели всё действительно устроено так, что будет только хуже и хуже? Неужели это и было то наследство, которое мы передадим нашим потомкам? Неужели всё настолько плохо, что даже уже и я смирился с этим?
Я не хотел в это верить, и не мог позволить себе так думать. Я совершенно точно знал, что глупо было пытаться менять мир, взывать к человеческим принципам и морали. Невозможно стать каплей, которая переполнит океан дерьма. Как бы я не хотел лучшего будущего для Мирты — а для меня это было единственное важное во всей чертовой вселенной — не в моих силах было остановить надвигающуюся угрозу под названием «жизнь».
И пусть нельзя было ничего изменить, я всё равно обязан был сделать то, что должен. По-другому быть просто не могло! Может быть, и впрямь нет, не было и не будет ничего хорошего. Лишь только хаос, беспорядок, гниение и уродливое возрождение из мусора и останков подохшей цивилизации.
Но оставалось единственное подконтрольное мне зло. И это был я.
— Прощай, — сказал я и ударил по прибору, отчего чёрное стекло покрылось сетью трещин и раскололось.
— Что?
Реакция жреца была ожидаемая. Но слишком поздняя.
— Нет, — сказал он, — нет. Нет. Нет.
Его голограмма начала изображать различные эмоциональные состояния, но только теперь они не имели никакого значения ни для кого.
Камень в моей руке засветился так ярко, что тьма во всём помещении расступилась. Но нужно было ещё.
— Что ты делаешь! Зачем ты это делаешь!
Да, я был достаточно зол, во мне хватало гнева. Во мне было много ярости. Но этого не хватало артефакту для того, чтобы сработать должным образом. И тогда я позволил себе подумать о самом страшном.
И, более того, о весьма реальном.
Я представил себе Мирту. Куда вёл её этот Варя? В мир, из которого убежала Адаптация?
Или же он просто хотел воспользоваться ею, как делал это уже не раз. Заполучить своё и избавиться от неё. Ведь она была всего лишь ребёнком. Слабым и беззащитным ребёнком в этом жестоком мире.
Нет, и этого было мало…
И тогда в голове проигралась ужасная сцена.
В ней Варя, шедший по пятам Мирты, приставил дробовик к её голове. И она шла вперёд и ни о чём не подозревала. Затем раздался выстрел. Голова Мирты стала разлетаться. Вылетели глаза, мгновенно исказился макияж. Кожа поначалу скомкалась, а затем начала разлетаться, разрываться, рваться в клочья. Рыжие волосы мгновенно окрасились в кровавый, а потом унесло и их. Раздробленный череп раскололся от попавшего снаряда, и голова моей дочери разлетелась в разные стороны.
А вот этого… Было достаточно.
От этой кошмарной мысли меня всего затрясло и изнутри начало прорываться такое, чего я никак не мог сдержать. Это было сильнее меня, сильнее настолько, что было выше боли, важнее всего мира, ценнее, чем вся вселенная вместе взятая. Я не мог сопротивляться этому чувству и что есть сил заорал. Ярость во мне была настолько сильна, что этого хватило.
Я почувствовал, как артефакт активировался, и раздался взрыв.
За миллисекунду успело произойти многое. Пламя охватило моё тело, я испытал мощь невероятного жара. Костюм, который был на мне, разлетелся в лоскуты, словно порубленный тесаком. Нож расплавился от такого высвобождения энергии. Моя кожа не выдержала и испарилась. Рот растянулся в ужасной гримасе предсмертного крика. Следом начало разрывать мышцы. Их сдирало с костей, перемалывая в кашу и разъединяя волокна. Глаза лопнули и осталась только боль.
Кости превратились в пыль, рёбра цветком раскрыли горящие лёгкие, сердце выскочило из груди и разлетелось на мелкие кусочки — и я чувствовал каждый разрыв, каждый укол и невозможную, нестерпимую горечь от столь скорого и неотвратимого финала для моего измотанного организма. Сейчас я перешагнул через невообразимые пределы и пороги человеческой боли, и моё тело уже знало наверняка: пережить такой стресс уже не получится.