Мирта кое-как нашла рычаг, при нажатии которого ружьё в её руках переломилось почти пополам. Убедившись, что оружие было заряжено, она вскинула прикладом, и ствол встал на своё место. Оружие явно было для неё тяжёлым, но всем своим видом Мирта показывала, что знает, где находится самый главный крючок в этом устройстве. Лина убрала в сторону от себя дуло.
— Рано или поздно тебе придётся выбирать, — сказала она, и её взгляд скользнул по мне.
Заметив, что я наблюдаю за этой сценой, она умолкла и решила удалиться.
— Вали! — Крикнула ей вслед Мирта.
Проигнорировав присутствие Вари, она быстро подошла ко мне, положила ружьё около моей ноги и взяла за руку. Я практически не почувствовал её прикосновения. Так как рядом не было стула, она встала на колени перед кроватью и слёзно посмотрела на меня. Варя хотел было положить ей руку на плечо, но вовремя одумался, отвёл взгляд в сторону, попятился и скрылся за дверью. В комнате остались только я и моя дочь.
— Я не знаю, что нужно делать, — со страхом в голосе сказала она.
Я попытался сказать ей, что через пару часов встану и сам со всем разберусь, но из моего горла раздался только сиплый свист.
— Они хотят, чтобы новый Хранитель поговорил с ними, — наконец она позволила себе быть слабой, по щеке прокатилась слеза, — они скоро придут, и я не знаю, что им говорить… Ты нужен мне. Ты должен быть сильным. Ты нужен мне сильным сейчас!
Как же я хотел погладить её по голове, успокоить, но вдруг для себя выяснил, что совсем не мог шевелиться. Хотя боль не только продолжала пульсировать по всему телу, но и нарастала, я словно был парализован ею. Это заставило беспокоиться уже меня самого.
— Папа, — Мирта очень тихо расплакалась и приложила свой лобик к моей руке.
Если и было на этом свете что-то, ради чего стоило жить, то для меня, однозначно, этим была Мирта. Никогда она не повзрослеет в моих глазах. Пусть даже жизнь на Днище заставляет взрослеть очень быстро, а всё равно смотрю на неё, и вижу ребёнка. И сейчас она была взволнована. Причём не по пустякам. Я пока не мог трезво мыслить, но догадывался, что её опасения — не раздутые подростковые мысли. Она не могла оценить ситуацию в полной мере, но она была напугана, а я воспитал её показывать испуг только в тех случаях, когда этого требовала ситуация. От этого сердце забилось сильнее, словно пытаясь вырваться из клетки с железными прутьями, которые не выпускали и резали всё сильнее.
— Когда ты встанешь? — Сквозь слёзы спросила она.
Следом её посетила другая мысль, отчего испуг усилился и отразился дрожью в голосе.
— Ты ведь не умрёшь?
Я предпочёл бы, чтобы мне выстрелили в колено, чем беспомощно наблюдать за испуганной Миртой, которая смотрела на меня залитым слезами лицом. Она была сильна духом. Точнее, так мог подумать любой встретившийся ей неприятель и мудак по совместительству. Я так её воспитал. И ей очень нелегко пришлось. Но от чего я отучил её в первую же очередь — это показывать свои чувства миру. Хотя со мной она проваливала это задание раз за разом.
Ей всего шестнадцать. Рыжие волосы и дерзкий чёрный макияж. Это было специально, чтобы легче обманывать. Плохому научить было намного проще… А хорошему применения не нашлось.
— Эта Лина сказала, что есть какое-то средство. Но ты говорил, что нельзя никому верить. Даже если очень этого хочется!
Она была готова ко многим испытаниям, кроме самого главного — моей смерти. Я не успел её обучить, как справиться со смертью близких людей, потому что откладывал для себя этот момент. Почему-то мне думалось, что так она дольше побудет ребёнком, и так лишённого детства. А теперь лежал и понимал, что совершил чуть ли не глупейшую ошибку, ведь это событие могло надломить её. А мы находились в логове волков, готовых растерзать в клочья в любой момент. Мирта была в опасности, и я ничего не мог с этим поделать.
— Вставай как можно скорее, — сказала Мирта, собирая сопли и слюни, — у тебя нет времени на отдых.
А когда был? Но она была права. Это был крайне неподходящий момент для того, чтобы болеть, валяться и расслабляться. Когда я намеренно попался, я предполагал вещи и похуже, думал, что не переживу пыток или не смогу найти Мирту, но никак не думал, что меня так охреначат, что не смогу двигаться. Это было даже хорошо. Я зашёл дальше, чем мог. Оставалось сделать ещё чуточку невозможного. Однако, что бы я ни делал, я никак не приходил в себя.
— Мне нужно идти, — сказала она, поднимаясь.
Вытерев лицо, она увидела, что на руках осталась часть её боевого макияжа. Видимо, это заставило её переключить внимание, потому что она мгновенно перестала плакать и принялась убирать с щёк остатки. Правильно. Никто не должен был видеть последствия её слабости. Какая же она была молодец.