Вообще я не хотел использовать здесь артефакты, потому что рядом была Мирта, и это было опасно. Но в этом случае я постарался быть предельно аккуратным. Я щелчком отправил светящийся камешек в рот кричащего монаха и добежало до меня уже тело без головы. Тем не менее, от кинжалов в руках обезглавленного тела всё же нужно было как-то увернуться, поэтому я подпрыгнул, опёрся на человека, который стоял за моей спиной и душил меня цепью, толкнул его вперёд, и дальше физика сделала всё за меня.
Обнявшись с телом без головы, монах с цепью и двумя кинжалами в боках рухнул на пол. Камень с лёгкостью впрыгнул обратно мне в ладонь.
Не теряя времени, я подбежал к монаху, которому всадил саблю в живот и вырвал из его мёртвых рук обе части шеста.
— Не подходи! — Крикнул монах, пытающийся остановить кровь, идущую прямо из его лица, на котором не было носа.
Я подбросил в воздухе обломки шеста, чтобы удобнее взяться за них, после чего последовательно, сначала один, а затем второй, вонзил их в каждое лёгкое этого монаха. На всякий случай я также посмотрел на монаха, которому отрубил руку. Тот сидел, прильнув к стене и безмятежно смотрел на нас. Кажется, он больше не замышлял ничего плохого.
Убедившись, что кроме меня и мужика с лапшой около клетки в живых более никого не было, я встал напротив него и размял шею, наклонив сначала в одну сторону, затем в другую.
Не спуская с меня глаз, последний монах встал. Судя по тому, что он отдавал приказы, он был их главным. При этом, что удивительно, у него совершенно не было при себе оружия. Вообще мне нравилась эта тактика — я и сам любил её использовать — использовать оружие врага. А, в иных случаях, моё тело — и есть оружие. Монах выглядел серьёзно и даже вызывал уважение. Так отчего же не уравнять шансы?
Я демонстративно воткнул в доску клетки свой нож.
— Пап, ты там скоро? Мне холодно!
— Сейчас, детка, осталась одна макаронина.
Когда монах встал напротив меня, оказалось, что он на голову меня ниже. Я вообще стал замечать, что рост каким-то образом влияет на место в социальной иерархии. Видимо, именно поэтому я был на Днище. Хотя изначально эволюционно всё было наоборот. Впрочем, ситуативные явления тоже никто не отменял.
По виду соперника можно было сказать, что человек занимался собой, поддерживал тело в форме и, возможно, был не только силён, но и ловок, так как некоторые его движения были весьма плавными и отточенными, словно у дикой кошки, готовой броситься на свою жертву. Я с уважением относился к такому подходу, потому как себя считал просто амбалом, которому несказанно везёт. И не ошибался в этом ни чуточки.
Нет, у меня проскальзывала мысль, что задатки к хорошей физической подготовке у меня были с самого начала, что апокалипсис лишь подстегнул меня не быть мямлей и укреплять тело и навыки, но, всё же, я совершенно не представлял, что делать с подготовленными людьми. Другое дело, что подготовленные люди мне не попадались. Те редкие исключения, кто хоть как-то владел боевыми искусствами или обладал военной подготовкой — обычно гибли в массовых разборках, и мне просто не встречались. Возможно, до этого момента.
Монах медленно завёл ногу по кругу за спину. Я совершенно не представлял, что это за приём и к чему он должен был привести, но, конечно, меня это насторожило. Руками он изобразил нечто похожее на образ кобры. Ничего не предпринимая, я стал с интересом наблюдать, что будет делать этот человек.
Я вовсе не идиот, и, случись так, что я вдруг почувствую превосходство над собой, то воткнутый рядом нож обязательно пойдёт в ход. В этом и заключается хитрость войны — ты хороший боец, если ты победил.
— Ну чего ждём-то? — По-простецки спросил я.
Я бы не сказал, что именно это спровоцировало монаха на действие. Думаю, он был готов и так. По его виду я ощущал, что он чувствует своё превосходство и, возможно, оно у него даже было. К тому же вокруг лежали ребята, которых он обучал, которым был сенсеем. И он начал действовать.
Заведённой за спину ногой он попытался сделать резкий выброс вперёд, но дальше я так и не узнал, в чём заключался приём, потому что он прервался, не начавшись. Его нога угодила прямиком в плошку с лапшой, он спохватился, проехался ногой по полу вместе с металлической тарелкой, а затем не удержался, и его потянуло назад. Как бы он не помогал себе руками, их взмахов было недостаточно. Сила притяжения потянула его, он сделал несколько шагов назад перед падением и сел на жопу, хлопнувшись о стол головой.
Некоторое время мы смотрели друг на друга теми же взглядами, полными разнообразных чувств и эмоций. Но, когда я увидел, что столешница начинает окрашиваться кровью, и что глаза монаха тускнеют, я понял, что помочь этому человеку я уже ничем не смогу.