– После водки? Не стоит. – Никита взял себя в руки. – Ну? Так что за разговор?
– Так про хату же, ага. – Васёк засуетился, переминаясь с ноги на ногу, как качающаяся на хвосте кобра. – Ты же дедово домовладение продавать будешь, ага?
– Я об этом не думал даже. – Никита проводил взглядом маленькое стадо из шести голов отдыхающих – те шествовали с пляжа важно, в спокойствии чинном, все горделивые и красные, как принимающий водные процедуры конь на знаменитой картине Петрова-Водкина.
– Ну ты даешь! Не думал! – Васёк хлопнул себя по коленкам. Звук получился глухой и унылый, как от встретившейся с пыльным ковром пластмассовой выбивалки. – А когда будешь думать? Когда эта халабуда развалится на хрен?!
– Во-первых, не халабуда, а неплохой еще домик, – исключительно из чувства протеста не согласился Говоров. – А во-вторых, чего ты ко мне-то с этим вопросом пристал? Еще бабка жива, домовладение их с дедом общее…
– Ну, Никитос, ты ж нормальный мужик, о чем речь вообще, какая бабка? – Васёк покрутил пальцем у виска – то ли давая понять, какая именно бабка, то ли самому себе противореча в оценке нормальности Говорова. – Давай прям сейчас, на берегу, с тобой договоримся: как надумаешь хату продавать – первым мне маякнешь, ага?
– А тебе зачем? – не удержался от вопроса Никита.
Васёк не производил впечатление человека, способного купить земельный участок в курортном поселке.
– Так мы ж соседи, ты забыл, что ли?! – Васёк покрутил головой, словно высматривая публику, которая так же, как он сам, была бы ошарашена возмутительной беспамятностью Никитоса. – Между нашими участками один штакетник и два ряда малины, а у меня брательник в Тагиле! Он вашу хату купит, и будем мы с ним бок о бок жить, как одна большая дружная семья, а то наезжает, блин, каждый год со всей своей оравой ко мне, натуральное монголо-татарское иго, надоело уже, сколько можно! А я у него на участке парники поставлю под помидоры, ему-то земля не нужна…
– Всё, я тебя понял, – Говоров отмахнулся от приставучего мужика и вернулся в полутемный обеденный зал.
– Гарик? Это ты? – близоруко заморгала бабка, приподнимаясь над стулом, в точности как гриф над гнездом.
– Я не Гарик, – устало ответил ей Говоров.
– А похож на деда, даже очень похож, только моложе, – жалостливо сказала соседка Вера.
– Тоже упрямый дурень, – досадливо согласился Никита и хлопнул рюмку водки, не дождавшись окончания очередной печальной речи.
Больше всего ему хотелось сбежать на пляж, а оттуда прямиком в аэропорт и вернуться в Москву. Но в его жизни снова появилась бабка – уже не та, веселая и толстая, а совсем неправильная, никчемная и раздражающая, как фамильное привидение…
Говоров понимал, что никуда сейчас не уедет, и очень этим неуютным пониманием томился.
– Едешь тут, как барин! – Старший лейтенант Таганцев не то упрекнул, не то похвалил арбуз на соседнем сиденье.
Вообще-то у него не было привычки разговаривать с неодушевленными предметами, но этот арбуз определенно требовал к себе особого отношения.
Будь он поменьше, Таганцев без церемоний запихнул бы его в багажник, но там уже сто лет лежали запаска, домкрат, пластиковая канистра с маслом, наполовину полная прозрачная баклага с синим, как южное море, стеклоомывателем, и для большого арбуза места не было. Поэтому Таганцев торжественно водрузил его – здоровенный, продолговатый, с витым казачьим чубом сухого стебля и желтым потрескавшимся пятном – на пассажирское сиденье. Повертел, ориентируя к лобовому стеклу желтым кругом, отдаленно напоминающим морщинистое лицо, заботливо пристегнул ремнем. И теперь вез, разглагольствуя и подхихикивая при мысли о том, какое выражение лица будет у дорожного инспектора, если тому вдруг приспичит остановить Костину «ласточку». Не то чтобы водитель Таганцев давал повод, но старый «жигуль», топорными очертаниями схожий с деталькой из «Тетриса», в потоке округлых и блестящих, как стеклянные бусины, разноцветных иномарок заметно выделялся, а контрасты – они же всегда привлекают внимание…
Гигантский арбуз Костя выбрал совершенно сознательно.
Ему нужен был веский повод, чтобы нагрянуть к прекрасной даме, которая Таганцеву очень нравилась, но на сближение почему-то не шла, ограничивая отношения дружескими.
То есть, когда ей было очень нужно, прекрасная дама взывала к старшему лейтенанту как к верному рыцарю, и он охотно убивал очередного дракона. А потом спасенная принцесса как бы запиралась в башне, оставляя победоносного рыцаря за крепостными стенами… Штурмовать этот замок Таганцев робел, поэтому присматривал лазейку, подбирал отмычки… Незаурядный арбуз вполне мог стать золотым ключиком.