Со вторым все получилось гораздо лучше. Во всяком случае, в начале. Этого звали Йоунас; по профессии он был плотником, только что переехал в Рейкьявик из местечка Эгильсстадир. Йоунас, слава богу, оказался гетеросексуалом, и хотя их общение поначалу, пока они еще находились в вертикальном положении, было слегка неловким, в постели все пошло как по маслу. Но когда она проснулась на следующее утро, мужчина исчез – да так до сих пор и не дал о себе знать. Это было тем более обидно, потому что засыпала она рядом с ним почти счастливой, уверенной, что наконец-то встретила достойного мужчину, с которым стоило попробовать что-то серьезное. Получалось, что этот Йоунас явно был другого мнения…
Часы на стене показывали, что прошло уже пять минут из отведенных ею десяти. Из динамика вдруг донесся грустный, но чистый голос Маргрет. Неожиданно для всех перехватив инициативу, она заговорила сама:
– А почему там такое большое зеркало?
Все повернулись к окну в допросную комнату. Девчушка застыла, уставившись на зеркало, и, казалось, смотрела в упор на каждого из них. Силья тоже обернулась к зеркалу. Она сидела к нему ближе, и поэтому Маргрет не могла увидеть того взгляда, который Силья послала Фрейе. Их секрет был раскрыт. Для таких случаев между ними был уговор: рассказать правду о «зеркале»; они считали, что требовать от ребенка откровенности, в ответ утаивая от него правду, неправильно.
Зеркало в комнате появилось не так давно, раньше за собеседованиями с детьми наблюдали через видеокамеру. Это изменение Фрейя предложила вскоре после вступления на пост директора. Ей казалось, что наблюдение опроса на экране искажает эмоциональное восприятие субъекта, вызывая невольные ассоциации с телевидением. Новшество пришлось кстати – все сошлись на том, что возможность наблюдать за ребенком в натуральную величину, а не за его уменьшенной телеверсией, помогала лучше оценить происходящее в опросной комнате.
Силья повернулась к Маргрет. Ее голос звучал так же спокойно, но улыбка потускнела:
– Это немножко волшебное зеркало. С другой стороны оно похоже на окно. Через него люди могут смотреть, как мы здесь разговариваем, не заходя к нам в комнату. Иначе у нас здесь было бы очень тесно. Как тебе кажется, здорово придумано?
Покусывая нижнюю губу, Маргрет тряхнула головой и нахмурилась.
– А есть там кто-то сейчас? – сердито и в то же время испуганно спросила она.
– Да. – Зажатая в руке Сильи ручка взлетела в воздух, будто дирижировала невидимым оркестром. Фрейя уже знала этот жест – он появлялся, когда Силья волновалась.
– Кто?
– Ну, например, твой дедушка.
Маргрет отвела взгляд от зеркала и уставилась на лежащие на коленях ладошки.
– Я не хочу с тобой разговаривать, я хочу домой!
Но вдруг, спохватившись, поправилась:
– Я хочу к бабушке и дедушке. Я не хочу домой!
– Но мы только начали. Может, поговорим чуть подольше? Тогда тебе не нужно будет в ближайшее время сюда возвращаться.
Девочка насупилась:
– Я не хочу быть здесь. Я хочу к дедушке!
Фрейя включила микрофон:
– Силья, заканчивай, этого достаточно. Следователь еще не пришел, а ее настроение ухудшается. Нам просто придется все повторить, когда она будет к этому готова.
Нередко в сложных делах с детьми приходилось прекращать первый опрос раньше, чем планировалось. Иногда из-за плохого самочувствия ребенка, иногда из-за того, что психологу не удавалось наладить с ним надлежащий контакт. В таких случаях считалось полезнее не форсировать ситуацию, а отложить опрос до лучших времен.
Но тут вдруг ожил представитель прокуратуры, Конрауд:
– Я предлагаю продолжить. Следователь, я так думаю, уже на подходе, а получить ее показания как можно скорее исключительно важно. Напоминаю вам, что было совершено убийство, а она является единственным свидетелем.