Нет, только не это! Надо срочно что-то придумать. Где можно провести нормальную съемку? Куда не проникает эта чертова пыль?
В бар плавной походкой вошла топ-модель Джемма. В джинсах, в белой майке, в золотых «вьетнамках» от Прада. Заказала ром-колу. Она говорила по-английски, так как большую часть жизни провела в Лондоне.
– А что, если сделать съемку в метро? – предложила Кристина. Ее мозг лихорадочно работал, искал выход. Но на лице это не отражалось – безмятежная улыбка, легкий загар, шоколадная атласная челка.
– Старо, было. Александр Маккуин за собой застолбил сто лет назад уже, целый показ делал в метро на станции, – фотограф Хиляй состроил презрительную гримасу. – Вот все в блогах спорят, с чегой-то он вдруг повесился накануне Недели моды. А я его сейчас ох как понимаю. Попадешь в такую вот жопу, ничего не останется, как в петлю, – Хиляй покосился на Кристину. – Можно было бы в Ватикане снять... Но в музеях надо загодя разрешение на ночную съемку запрашивать... А там ведь пыли нет, кондишены на полную мощность небось включены во всех залах.
– В катакомбах пыли нет, – тоненьким голоском по-английски изрекла модель Джемма, прихлебывая ром-колу. – Там глубоко под землей, туда песок не проникнет.
– В катакомбах? – переспросила Кристина и тут же схватилась за телефон: – Эй, кто там в номере? Оксанка, ты, что ли? Там, на столике, путеводители по Риму, тащи сюда в бар! Быстро, я сказала, тащи все, мы ждем!
За окном отчаянно сигналила автомобильными гудками и чертыхалась роскошная Виа Венетто – таких адских пробок Вечный город не видел никогда.
Казалось, что все кругом погрузилось на илистое дно взбаламученного пруда, только вот воды не было ни капли – лишь песок, сухой и горячий, принесенный ураганом из далекой Сахары.
Абсолютно нечем дышать.
Марлевые маски не спасают.
– Вы только гляньте на улицу – все макаронники в намордниках чешут! – Фотограф Хиляй уже издевался.
…Как только разрешение на съемку в римских катакомбах было получено, настроение Хиляя разом улучшилось. Он копался в машине, проверял аппаратуру, стилист и гримерша волокли чемоданы с реквизитом. Бронированный автомобиль с украшениями ювелирной фирмы, которые должны были фигурировать на фотосессии, помчался по дороге, ведущей к подземному музею.
Короче говоря, все завертелось, и Кристина Величко могла бы вроде и дух перевести, но нечем, нечем было дышать этим вечером (а за хлопотами, переговорами, звонками по телефону уже наступил вечер) в Риме.
И солнце, когда они мчались по автобану в пыльном мареве, снова выглядело не земным, а каким-то марсианским светилом. И птицы опять собирались в огромные стаи и кружили на фоне багрового диска.
– Не по себе как-то, – поежилась модель Джемма, – а вам, синьора?
Кристина спросила ее – не из Рима ли та сама родом, оказалось, нет, из Неаполя, но она уехала оттуда в детстве с родителями.
– Я вообще-то плохо представляю, что это такое – эти ваши катакомбы, – призналась Кристина.
Но представлять было некогда, их ждала работа. Переводчик, который их сопровождал, едва лишь они остановились – где, в каком месте (по-прежнему ничего не было видно толком), – сразу куда-то побежал и вернулся уже с каким-то парнем в униформе, оказавшимся смотрителем музея.
– Он говорит, что катакомбы для посещения туристов через полчаса закрываются, но для вас, так как есть разрешение на съемку, сделано исключение. Выберите место, отснимите, потом он вас выпустит наверх.
Кристина подняла глаза – кирпичная кладка, двери с крепкой железной решеткой. Рядом еще двери – ага, там у них касса по продаже билетов. А это что такое? Гробница... похоже на башню с зубцами... Даже в этой мгле видно, какое это древнее сооружение. И рядом пиния растет – желтый ствол, хвойная крона, пыль...
Кашляя, держась за марлевые маски, они всей съемочной группой ввалились внутрь.
Тишина и прохлада. Кристина сдернула «намордник», вытерла мокрое от пота лицо. И увидела двух дюжих парней в черных костюмах, державших в руках небольшие аккуратные кейсы. А вот и охранники Ювелирного дома со своими сокровищами.
– Чао... ой, сорри, бон джорно, синьоры! – Кристина была готова расцеловать этих мафиози.
Ну вот, все вроде о’кей! И работа стартовала, и фотограф Хиляй в отличном настроении, что-то там мурлычет себе под нос, и драгоценности доставлены и... и вообще...
Как же тут хорошо дышится!
Под землей!
Пока они готовили аппаратуру, костюмы и реквизит в холле музея, переводчик коротко объяснил им, что вот сейчас они спустятся в катакомбы Дометиллы, самые большие и самые интересные, расположенные непосредственно под городом, где в первые века христианства проходили богослужения, где хоронили первых христианских мучеников, растерзанных львами на арене Колизея.
Кристина и фотограф Хиляй вместе с переводчиком и сотрудником музея отправились по длинному туннелю вниз искать место для съемки.
Стены из светлого песчаника...
Ниши в стенах, как полки...
И вдруг стены туннеля расходятся, и открывается небольшой квадратный зал, вырубленный в породе, а от него в разные стороны вглубь ведут новые туннели.
Фотограф Хиляй придирчиво осматривал свет – лампочки наверху и подсветка внизу.
– Темновато, конечно, мрачновато, зато свежо, ново. И каков контраст! Тут еще никто не снимал до нас. А электричество надежно? Что, если погаснет?
– Если погаснет, отсюда не выйти, дороги не найти без свечей, без фонаря, – лениво ответил через переводчика сотрудник музея, отправляя в рот ментоловую жвачку. – Не волнуйтесь, синьоры, такого еще никогда не было. И потом там, на входе, у нас резервный генератор.
– Ну что? – спросила Кристина фотографа. Несмотря на весь свой первоначальный кураж, она слегка растерялась в этих самых катакомбах.
Это же коллективная могила... вон, в туннеле, черепа на каменных полках, как футбольные мячи, сложены... А вон там берцовые кости... Там, подальше, груда ребер, и все кучей навалено.
– Вот здесь сделаю первые десять кадров, – фотограф Хиляй остановился в небольшом сводчатом зале, украшенном фреской. Амур и Психея... Прозрачные крылья за спиной, как у стрекоз, и выражение лиц такое безмятежное...
Кристина вопросительно глянула на переводчика.
– В первые века христианства такие фрески довольно часты, – пояснил тот. – Это уже не языческие божества, а христианские символы – примирения, полноты и радости пребывания в вечности. А вон тот коридор ведет к могиле Амплия, это самое известное здешнее захоронение. Раб, мученик, пострадавший за веру, упомянутый апостолом Павлом в его Послании к Римлянам. Возле могилы Амплия всегда много паломников собирается со всего света, он общехристианский святой, и, по преданию, молясь ему, человек обретает душевный покой, отпущение тяжких грехов и защиту.
– Защиту от чего? – рассеянно спросил фотограф Хиляй, уже примериваясь, откуда лучше снимать, как поставить модель.
– Ну, мало ли... От зла, от всякой опасности... от мести...
Место было выбрано, и съемочная группа засуетилась. Расставили свет, развесили костюмы, модель Джемма села гримироваться.
– Первые кадры: жакет, юбка, босоножки из кожи – все Dior, бельевой стиль, – командовала художник по костюмам. – Украшения – бриллиантовые серьги и браслет.
Кристина наблюдала, как модель Джемма, не стесняясь охранников, отпиравших кейсы с «ювелиркой», разоблачалась, а потом снова одевалась.
– Крутая юбчонка, – хмыкнул фотограф Хиляй. – Бельевой стиль? Это так и задумано – без трусов, прозрачная юбка – так и будет носиться?
– Не болтай, делай свою работу. – Кристина достала пачку сигарет.
Юбчонка и правда того-с, смела, оригинальна, вся задница Джеммы наружу, правда, задница у нее что надо. Вон как охранники напряглись сразу. Да, бельевой стиль, и это модно, господа... Но для журнала все же снимать будем только задний план.