– Вторая серия кадров: корсет, пояс и чулки – все Agent Provocateur, – командовал стилист. – Прическа, украшения – бриллиантовое колье, серьги.
Кристина полюбовалась на колье, извлеченное охранниками из сафьяновой коробки. Сколько же это может стоить? С ума сойти... И все это здесь, под землей... А вдруг свет и правда погаснет? Схватить футляр и рвануть вон в тот боковой коридор... И потом всю жизнь можно не работать, продавая камень за камнем... Ох, что за мысли...
Модель поставили на фоне фрески, отрегулировали свет, и Хиляй вдохновенно защелкал затвором.
Теперь ему лучше не мешать. Кристина, оставив своих сотрудников, решила найти место, где можно тихонько выкурить сигаретку, чтобы этот музейщик хай не поднял.
Вот он, этот боковой коридор, а там могила какого-то раба-мученика... Ну, мир его праху. А интересно было бы посмотреть, как там, на арене Колизея, львы выпускали ему кишки. Кровищи, наверное, было... И эти древние римляне на это смотрели с трибун, как мы смотрим футбол. Надо же, как вкусы разнятся. А поэтому кому-то может понравиться и этот провокационный бельевой стиль – долой трусы, да здравствует юбка из прозрачной тафты от Dior!
В конце коридора в тусклом свете верхних фонарей Кристина увидела глубокую нишу со стоявшим в ней то ли надгробием, то ли просто обломком античной колонны. Возле ниши распростерлась ниц фигура. Что-то бесформенное, темное...
Что, может, кому-то тут, в катакомбах, плохо стало? Кристина подошла поближе и увидела монахиню в черном. Но не католичку, нет, это была православная монахиня – что-что, а в костюмах Кристина разбиралась досконально.
Монахиня лежала на полу скорчившись, прижавшись лицом к каменному полу. А потом вдруг резко, быстро поднялась на колени и оглянулась.
– Ой, сорри, сорри, простите меня, – Кристина попятилась.
Ну вот, покурить тут не удастся, человек молится... Какое лицо у этой женщины – словно гипсовая маска... Может, это контраст такой на фоне черного ее балахона? Прямо воплощение застывшего ужаса...
Заговорить с монахиней Кристина не решилась, повернула назад и двинулась к залу Амура и Психеи.
Она прошла не больше пяти метров, как вдруг услышала за стеной с нишами чьи-то быстрые шаги. Там, наверное, еще один коридор. Как она его пропустила? Может, это кто-то из команды ищет ее?
– Эй, я здесь! Оксан, это ты?
Шаги замерли.
– Эй, Хиляй, это ты, что ли? Напугать меня хочешь? Что, уже перекур?
Нет ответа, лишь чье-то дыхание...
Кристина оглянулась – она была в самом центре узкого коридора.
– Эй, синьор...
Она ощутила, как по спине ее пополз холодок. А ведь они тут, в этих катакомбах, глубоко под землей. Горстка людей... И случись что...
Шаги послышались снова. Дальше, дальше... Кто-то уходит... Ну и хорошо, пусть... Кто-то, не ответивший на ее оклик. Чужой, пусть он уходит прочь, потому что она, Кристина, нет, не трусит, но все-таки здесь, в этих чертовых туннелях, полных древних костей, в этой огромной могиле, где кругом мертвецы...
И в это мгновение погас свет. И все стало тьмой.
А потом раздался вопль – безумный и страшный, словно у кого-то заживо вырвали сердце.
Кристина влипла в стену. Никогда... никогда прежде она не испытывала такого ужаса. Не видя ничего, не понимая, забыв, кто она такая и где находится, она бросилась прочь, вытянув вперед руки. Споткнулась обо что-то, упала, вскочила на ноги и помчалась снова. Туннель... этот жуткий туннель... она в катакомбах под землей, и без света отсюда не выбраться. А там, за спиной, кого-то убивают, приканчивают, а потом убьют и ее.
Почти инстинктивно она поняла, что туннель кончился и она очутилась в каком-то более просторном помещении.
Свет вспыхнул, и она увидела зал Амура и Психеи и своих коллег – застывших, как и она, перепуганных насмерть. Они тоже слышали крики – там, в глубине катакомб.
– Вот черт, что это было? Ты откуда? Я подумал, это ты вопишь, Кристин, – фотограф Хиляй хорохорился, но губы его тряслись. – Этот хмырь музейный уверял, что со светом тут все в порядке, генератор запасной... А где наша охрана, то есть не наша, а брюликов?
– Кристина, это не вы кричали? – спросила по-английски модель Джемма.
Кристина не успела ответить. С той стороны, откуда она примчалась, теперь доносились громкие тревожные голоса. Потом в туннеле появились сразу несколько мужчин – смотритель музея, двое рабочих-электриков и охранники. Один по-прежнему не расставался с кейсами с драгоценностями, а вот второй помогал рабочим тащить женщину в черной монашеской одежде.
– Что случилось? Кто это? – спросил встревоженный переводчик.
В ответ все загалдели наперебой.
– Что они говорят? Кто эта женщина? – Кристина чувствовала, что страх не покидает ее. Несмотря на то, что под потолком опять горели тусклые лампы, в этих чертовых катакомбах... нет, какая же она была дура, что согласилась спуститься сюда, в эту древнюю могилу!
– Они говорят, что на нее кто-то напал – там, у гробницы святого Амплия. Это монахиня... русская монахиня Галина, смотритель музея хорошо знает ее, она паломница, вот уже несколько дней подряд она приходит сюда с подворья русской православной церкви, что на Виа Альбарди. Молится подолгу... Только что кто-то напал на нее... Святой Януарий, вы посмотрите на ее лицо...
– Кто напал?! – Кристина еле сдерживалась. – Они видели кого-нибудь?
– Охранник говорит, что видел перед тем, как погас свет... Он не знает, кто это был, на что это похоже. Он говорит, что туристов после закрытия тут никого не осталось, он специально проверял, делал обход... Может, кто-то спрятался... Русскую монахиню пытались задушить, охранник видел, как кто-то держал ее за горло, а когда он закричал – тот метнулся в дальний туннель. У смотрителя только карманный фонарь, он не видел кто... что это было, побоялся преследовать, а потом свет зажегся, и прибежали электрики и наши секьюрити...
Монахиню Галину осторожно положили на пол. Охранник нагнулся к ней, расстегнул ворот ее черного, испачканного пылью балахона. Женщина захрипела, затем застонала.
Кристина не могла оторвать взгляда от ее лица – синюшного от удушья, на щеках и на лбу виднелись глубокие царапины. Охранник быстро оголил ее шею – на коже четко проступали багровые пятна. Огромный синяк под подбородком.
– Он говорит – мертвая хватка, – переводчик обернулся. – Он просит воды, у кого-нибудь есть вода?
Фотограф Хиляй передал бутылку с минеральной водой. Охранник смочил монахине губы, побрызгал на лицо. Женщина открыла глаза. И неожиданно рванулась, пытаясь подняться.
– Спокойно, спокойно, синьора, все хорошо. Она русская, скажите же ей, что все в порядке, по-русски.
– Вы в безопасности, не бойтесь, – сказала Кристина. – Кто на вас напал? Вы видели, кто это был?
Услышав русскую речь, монахиня снова дернулась. Лицо ее исказила судорога.
Кристина почувствовала, что еще минута, и она не выдержит здесь, под землей, в катакомбах. Эта несчастная... И они – жалкая горстка людей, сгрудившихся под фреской... А если снова, не дай бог, погаснет свет...
Те шаги в туннеле... она слышала их, одна из всех она слышала их... Тот, кто вцепился в горло монахини мертвой хваткой, прошел совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, от нее, от Кристины... Там, в этом склепе, полном черепов и берцовых костей.
ГЛАВА 3
ДОМАШНИЕ РАДОСТИ
Бурый плюшевый мишка умильно таращился, сидя на крышке старенького пианино. На шкафу дежурил целый выводок кукол – тех самых, еще с «раньшего времени», облаченных в костюмы народов СССР – кукла-украинка, кукла-узбечка, пупс-молдаванин в крохотной бараньей папахе.
Комната светлая, с высоченным потолком и эркером, занятым диваном, покрытым ковром. В оные времена места было бы вдоволь, но не сейчас, потому что в середине комнаты воцарился огромный круглый стол. А на столе чего только нет, ой, мамочка моя родная, – сколько же всего приготовлено и выставлено в качестве угощения: и студень домашний, и заливное из судака, и треска под маринадом, и селедочка под шубой, и салат оливье, и винегрет, огурцы соленые, помидоры, зелень и, конечно же, пироги.