Значит, вариант с аристократией отбрасывается.
Глава IV
Недавно я вылил ведро воды на просохшие доски палубного настила и, опустившись на колени, заметил стоящую рядом Леди. Она молчала, и я не посчитал нужным начать разговор. Насмотревшись на то, как я драю палубу, она спросила:
– Сколько ты уже у нас, парень?
– Полтора месяца.
Леди удовлетворительно промычала что-то и на минуту вновь замолкла. Я уже начал переживать – не узнала ли она, что я невольно подслушал их с сестрой разговор, когда она внезапно произнесла:
– Наверно, тебе уже пора приниматься за серьезную работенку.
Я похолодел и предпринял попытку возразить, но она, не слушая, позвала:
– Пойдем, покажу тебе кое-что.
Ослушаться я не мог, поэтому покорно встал и последовал за ней.
Она ждала меня у русленей фок-мачты.
– Залазь. Залазь, не бойся – мы подстрахуем. Поднимешь фор-марсель и тут же вниз. Ну же!
Я неуверенно, оглядываясь на нее, взялся за выбленки.
– Руками за ванты, ногами на выбленки.
Дождавшись, пока я все-таки повисну над морской пучиной, как гигантский паук, она прыгнула на внутреннюю сторону сетки, прямо передо мной.
– Теперь лезь.
Поджидая меня иногда, она полезла наверх. Мне ничего не оставалось, кроме как карабкаться за ней.
Чем выше мы поднимались, тем сильнее чувствовалась качка. Мне повезло, что она решила провести свой урок в слабый ветер. Вот мы уже миновали марс, перешли на фор-стень-ванты. Матросы, работающие на фок-мачте, уже давно стояли на пертах. Я бы был не против начать с самого нижнего паруса, фока, но Леди решила не размениваться на такую мелочь. Я должен бы благодарить, что она не отправила меня сразу на 6 снизу парус на барке – на трюмсель.
Всем телом припав к марсе-рее, я дрожащими руками стал развязывать горденя. Мне это удалось, и гордиться собой мне не помешало даже воспоминание о недавнем подвиге близнецов.
После этого Леди, однако, не удовлетворилась. Через пару дней она, со свойственной ей дружелюбной ненавязчивостью, таки заставила меня покорить второй марсель. Спасовать было нельзя. Затем, конечно, последовал брамсель, за ним – бом-брамсель… Скажем, таких нервных двух недель мне еще не доводилось пережить. Я потерял сон, предвкушая свое “последнее испытание” (благо, работой меня не нагружали). Но оно все не наступало. И как раз в тот момент, когда я расслабился, второй пом подошел ко мне со знакомым мне уже хитроватым выражением. Моя рука не касалась только трюмселя, и ей, всегда сопровождавшей меня, это было хорошо известно.
– Нет! – воспротивился я.
– Ты хочешь до скончания своих дней чистить картошку?
– Только до конца этого рейса.
– Отступишь в море – отступишь и на суше.
– Меня это не страшит.
– Ты уже был на бом-брамселе. Ведь было не страшно?
– Было!
Я вспомнил свой последний опыт и к горлу подкатила тошнота. Но Леди восприняла мой ответ немного по-другому и воскликнула:
– Ну вот видишь! Тебе осталось подняться еще на несколько футов, только и всего. Идем.
– Нет.
– Не пойдешь – пожалеешь.
– Обойдусь.
– Мы с ребятами будем рядом.
– Падать вы со мной не будете.
Она рассмеялась и, не церемонясь больше, потащила меня за собой. Я упирался как мог, но куда мне!
Благодаря ее тактике, марс я преодолел уже без проблем. Да и брамсель покорно сдался мне. Ванты становились все уже… Но застряв, как и в прошлый раз, на вершине фор-бом-брам-стень-вантах (уф-ф), я бросил взгляд вниз. Почти 160 футов отделяло меня от прочной, надежной палубы!.. Представив, во что я превращусь, если сорвусь отсюда, я судорожно вцепился в пеньковые тросы и зажмурился. Может быть, это характеризует меня как труса, но мне было не до этого.
– Эй, ты чего там? – крикнула карабкающаяся снизу Леди.
– Н-не могу дальше…
Я ждал, что она начнет уговаривать меня, но по тому, что меня закачало чуть сильнее, я понял, что она перешла на обратную сторону вант. Даже не желая знать, чего ради она это сделала, я стал молиться, чтобы меня каким-нибудь чудом спустило отсюда. По моему телу прошла очередная дрожь, и я услышал отчетливое:
– Лезь, а то сброшу.
Мне ничего не оставалось, кроме как перебороть себя и, перехватываясь онемевшими пальцами, не глядя ползти вверх. Когда моя рука нащупала пустоту, я одновременно и с ужасом и счастьем понял, что нахожусь на самом верху “Людоеда”. Выше уже только чайки. Я открыл глаза.
Первым, что я увидел после своего морального перерождения, была Леди. Никого, кроме нас, здесь не было. Ухватившись за протянутую руку, я перешел на перты и вцепился в рею перед собой, кажущуюся чрезвычайно короткой в сравнении со своими нижними собратьями.