Выбрать главу

Доктор Хаканбуш появляется из ниоткуда, и какое-то время стоит передо мной со скорбным лицом, спрятав за спиной руки. По кабинету ходят тени то и дело его заслоняя.

- Нет, я так просто не сдамся... Вот что мы сделаем, мой мальчик. Сейчас я введу тебя в состояние глубокого транса. Я создам фальшивую личину, чтобы защитить тебя, Ким, от тебя же самого. И ты позабудешь, о том, как укокошил прошлым вечером на зеленой полянке весь статистический отдел. Какая же ты все-таки сволочь, Ким... Так, теперь нам нужна легенда. Ты будешь... А кем, ты хочешь быть, Ким?

Доктор Хакенбуш подходит ко мне совсем близко. Он нависает надо мной. Я вижу только одно его лицо, оно огромное, как воздушный шар. С широченными, каких не бывает в жизни, будто бы нарисованными усами, с бровями "домиком", с сюрреалистическим блеском в глазах, за стеклами круглых очков. Я вжимаюсь в стул, я чувствую себя ребенком. Огромные губы медленно шевелятся, тщательно выговаривая слова.

- Выбери себе новую жизнь. Кем ты хочешь быть, Ким?

- Я хочу быть, как папа, - шепчу я, - я хочу быть шпионом.

Воздушный шар лица уносится в заоблачную высь. Теперь у меня перед глазами маячит желтоватая щербатая пуговица на белом немного помятом поле.

- Да, - доносится до меня из поднебесья. - Пусть так и будет. Шпион... Шпион, у которого амнезия. Он возвращается после неудачной операции. Садится на поезд до Дели... Да, это то, что нужно...

Доктор Хакенбуш расстегивает халат, находит в кармашке часы-луковицу на цепочке. И начинает раскачивать этими часами у меня перед носом.

- И вот, что еще, Ким. Я должен тебя предупредить. Тебе придется защищать каждое мгновение этой новой одолженной жизни. Твоя фальшивая личина уязвима. Твои спрятанные воспоминания смертельно опасны. Ты будешь идти по минному полю реальности, а внутри тебя будет тикать бомба с запущенным часовым механизмом. Извини, за излишне сложную метафору... Доберись до Дели, Ким. Да поможет тебе Кали.

Доктор Хакенбуш раскачивает на цепочке часы-луковицу. Серый блик то мягко вспыхивает, то гаснет. Доктор негромко напевает,

- Я шпион, я сохраняю покой,

и ты никогда не узнаешь,

кто я такой...

* * *

Я падаю, я проваливаюсь внутрь себя, я становлюсь совсем маленьким, так легче спрятаться, вот все и встало на свои места, я больной ублюдок, я убийца, вот такая сермяжная правда, она же последняя истина, и я таки обрел ее, я полый внутри, я словно манекен, и я звездочка, я тусклая искра, крошка окалины, уголек, я падаю, я валюсь внутрь себя, я пролетел уже полость желудка, я где-то в районе коленной чашечки, я шпион, во фраке с бокалом игристого вина в руке на вечерней лужайке, я убийца, склонившийся синим утром, над ручейком, среди кочек, обрывки тумана, Красный Человек на фоне черных руин и пожарищ, в мои глазницы, в пустые глазницы манекена, заглядывает, склонившись госпожа Блаватская, фарфоровые шары оттенка апрельского неба, ее кукольные глаза заслоняют весь мир, и нет спасения, она глядит на меня, без жалости, с интересом энтомолога, как на редкое насекомое, где же ее булавка, помогите же мне, кто-нибудь, я кричу, кричу, помогите мне, кричу, захожусь в страшном и немом последнем крике, ОТЕЦ, ПОЧЕМУ ТЫ МЕНЯ ОСТАВИЛ?!

* * *

ЗДЕСЬ ВСЕГДА НОЧЬ. ВО ВСЕМ ПОЕЗДЕ НИ ДУШИ КРОМЕ НЕГО. ЛИЛОВЫЕ ОГОНЬКИ ЧУТЬ ТЕПЛЯТСЯ В МУТНЫХ КОЛБАХ КЕРОСИНОВЫХ ЛАМП. ОН БРЕДЕТ, ПО ЗЕРКАЛЬНОЙ ВЕРЕНИЦЕ ВАГОНОВ, РАСПАХИВАЯ ДВЕРИ. ОН НЕ ПОМНИТ, КАК СЮДА ПОПАЛ. ОН НЕ ПОМНИТ, ПОЧЕМУ ВСЕ СТАЛО, ТАК, КАК СЕЙЧАС. КИМБОЛ О" ХАРА ВОТ КАК ЕГО ЗОВУТ. ОН ЗНАМЕНЩИК ИРЛАНДСКОГО ПОЛКА. ЭТО ОН ПОМНИТ. ОН НЕ ЗАБЫЛ. ОН ТОЛКАЕТ ДВЕРЬ И ВХОДИТ ВО МРАК И ГРОХОТ ТАМБУРА. ЕЩЕ ОДНА ДВЕРЬ. ЕЩЕ ОДИН ВАГОН. ТЬМА ЧУТЬ РАЗБАВЛЕННЫАЯ ТУСКЛЫМ ЛИЛОВЫМ МЕРЦАНИЕМ... И ВОТ, ОДНАЖДЫ, ЕГО ЛИЧНЫЙ АД, ЕГО БЕЗВРЕМЕНЬЕ РАЗЛАМЫВАЕТСЯ НА ДВЕ НЕРАВНЫЕ ЧАСТИ. ОН СЛЫШИТ ГОЛОС. ОН ИДЕТ НА ГОЛОС, ИДЕТ ВСЕ БЫСТРЕЕ, БЕЖИТ, РАСПАХИВАЯ ТЯЖЕЛЫЕ ГРОМЫХАЮЩИЕ ДВЕРИ. И ОН ЕЕ НАХОДИТ, ТУ САМУЮ ДВЕРЬ, ЗА КОТОРОЙ. ОН УЖЕ БЕРЕТСЯ ЗА РУЧКУ, НО ПРЕЖДЕ ЧЕМ РАСПАХНУТЬ, ОГЛЯДЫВАЕТСЯ НАЗАД, БРОСАЕТ БЫСТРЫЙ ВЗГЛЯД СЕБЕ ЗА СПИНУ В УТРОБУ ГОЛОДНОЙ БЕЗДНЫ. ЗЕРКАЛЬНАЯ ВЕРЕНИЦА ВАГОНОВ ЗАЛИТЫХ ТЬМОЙ С ЛИЛОВОЙ ПОДСВЕТКОЙ, КАК НИКОГДА ПОХОЖА НА ПИЩЕВОД ДРАКОНА.

- НАКУСИ- ВЫКУСИ, - ГОВОРИТ КИМБОЛ О" ХАРА ГЛУХО И ПОКАЗЫВАЕТ БЕЗДНЕ ДУЛЮ.

ЕГО ГУБЫ КРИВЯТСЯ, ПЫТАЯСЬ ВСПОМНИТЬ ФИРМЕННУЮ ВОЛЧЬЮ УХМЫЛКУ. НЕ ВЫХОДИТ. ОН РАСПАХИВАЕТ ДВЕРЬ И ВИДИТ ТОТ САМЫЙ ВАГОН, ЗАЛИТЫЙ СЛЕПЯЩИМ СИНЕВАТО-БЕЛЫМ СВЕТОМ. КЛИНКИ СВЕТА ПАДАЮТ В ТАМБУР И ЗЕРКАЛА ЗА ЕГО СПИНОЙ РАЗЛЕТАЮТСЯ С БЕЗЗВУЧНЫМ ЗВОНОМ. ОН ПРОХОДИТ В ВАГОН. ТАМ СТОИТ ЧЕЛОВЕК. ЕГО СИЛУЭТ, СЛОВНО ОЧЕРЧЕН МОЛНИЕЙ. ОН ЧЕЛОВЕК И ОН ЖЕ ДВЕРЬ. И КИМБОЛ О" ХАРА ЗАХОДИТ В ЭТУ ДВЕРЬ. В ЭТОТ СВЕТ. И с тех пор меня не стало.

* * *

- Это не он.

- Он самый.

- Верится с трудом...

- А ты, приятель, полежи под капельницей месяц-другой-третий, а я потом на тебя посмотрю.

- Он был такой... Такой крупный...

- Он был самый настоящий жирдяй. Когда твоего знакомого душегуба снимали с поезда было то еще зрелище, я тебе скажу. Центнер живого веса. Он весь колыхался, как желе. Его несли на носилках восемь полицейских. Носилки три раза ломались...

- Он как будто похудел....

- Он сильно похудел. Сбросил вес.

- Я бы сказал, он теперь выглядит, как другой человек. У него словно расплавилось лицо. И еще я вижу, у него появилось много лишней кожи.

- Не то слово, приятель. Вчера я мыл его, ну, то есть, обтирал влажной губкой. У него сгорел весь жировой слой, и эта лишняя кожа, она свисает с него такими складками. Он будто примерил на себя плащ из собственной кожи, вот на что это похоже. То еще зрелище...

- Постой-ка, а почему он седой?

- Поседел.

- Как?

- В одночасье, за ночь. Я прихожу с утра, он лежит под простыней седой как лунь.

Пауза.

- Вот оно как бывает. Пьешь с человеком самогонку в тамбуре, делишься с ним сокровенным, душу ему открываешь, а потом узнаешь, что он порешил хуеву тучу народа на полянке под развесистым баобабом. Дела...

- А еще эти невинные детишки, мальчишки-газетчики.

- Жуткая история.

- На каждой станции, по пути следования. Их трупы находили в точных канавах.

- А газеты он обычно сжигал или топил в пристанционных прудах.

- Его портрет красовался на первых полосах всех печатных изданий Индостана, а рядом расчлененные трупы на полянке. Конечно, это его беспокоило. А тебе было бы такое приятно?

- Нет, конечно, о чем разговор.

- То-то и оно.

Пауза.

- Ты знаешь, его хотели перевезти в Дели. Там придать суду, а после - скорой и справедливой казни. Пообрубать конечности, гениталии, намотать кишки на барабан, ну, и все такое. Так, вот, не заладилось.

- А что так?

- Боятся, что не довезут. Он же в коме. Не приходит в сознание. А кома, брат, это такая вещь... Короче, один Шива знает, что с ним теперь будет. Он может сию минуту подняться с койки и порешить нас обоих, а может пролежать неподвижный, как камень, сохраняя все признаки жизни и отойти в Царство Мертвых, ну, скажем, лет через тридцать.... Сперва, на станции дежурил эскадрон летучих ниндзя. После - двое похмельных полицейских. А сейчас кроме меня и той жирной суки, которая сидит в окошке с надписью "кассы", нет ни души.