Лишь бы не молчать. Лишь бы не смотреть в лицо своей внутренней темноте.
Она чувствовала то же самое, поэтому постаралась скорее нарушить тишину, вцепившись, как в спасательный круг, в первую же пришедшую в голову мысль.
– Алекс, знаете… На самом деле, в этой теории что-то есть.
– Знаешь, когда человек говорит «на самом деле», «если честно» или «по правде говоря», скорее всего он врет.
– Может это и так, но не в этом случае. Мне она действительно нравится. Ведь если верить ей, то и я не так плоха, как кажусь. Я тоже произвожу не лучшее впечатление, но по вашей теории выходит, что положительные мои качества просто спрятаны где-то внутри... – Кристина грустно улыбнулась и посмотрела на него. Он ничего ей не сказал, но она понимала, рыбак рыбака видит издалека.
– Знаешь, у меня есть еще одна теория. Но ты пока к ней не готова.
– О чем же?
– О любви.
– Пф, как будто я ничего не знаю о любви.
– Конечно, не знаешь! Откуда тебе знать-то? Ты думаешь только про «сюси-пуси», цветочки-конфетки, но нет, это совсем не то. Любовь это когда ты изо дня в день отдаешь лучшее человеку, который этого даже не замечает!
– Это вы о своей жене?
– Бывшей жене...
– Она ничего не замечала?
Он помолчал, но все-таки ответил, тихо и почти виновато.
– Я не замечал.
Опять повисло молчание. Кристина поняла, что сейчас не самый подходящий момент, чтобы расспрашивать его о жене, хоть и очень хотелось. Она сама понимала, когда-нибудь, Алекс, скорее всего, расскажет все сам. Но не сейчас. Он не был еще готов поделиться, а она еще не была готова услышать.
– Куда мы едем, Алекс? – вдруг спросила Кристина.
Он не стал отвечать сразу. В его взгляде она прочитала все сомнения и тревоги, что всплыли на поверхность, под давлением ее вопроса.
– Да никуда. Мы выжидаем и выживаем.
– И чего мы ждем?
– Пока кто-нибудь не разгребет этот чертов бедлам.
Она приподняла бровь.
– А думаете, кто-нибудь разгребет?
– Кто знает. Может быть, ведутся какие-то работы. Большие умные дяди ищут вакцину или строят убежища. А мы пока ездим, смотрим, слушаем, держим руку на пульсе, а нос по ветру.
– Дадите мне глотнуть? – спросила она, указывая на фляжку.
– Ага, сейчас же! Я малолеток не спаиваю, – голос его сразу стал громче и грубее.
– Я не малолетка! Да и кто сейчас соблюдает законы? Разве кто-то следит за их исполнением?
– Это не повод их нарушать.
– Пьяным ездить тоже нельзя. И людей бить нельзя. А вы делали и то и другое, когда вам хотелось. Да и вы что, правда думаете, что я никогда не пробовала алкоголь?
– Я бывший школьный учитель. Я хорошо знаю на что вы, детишки, способны.
– Пф, я не ребенок.
Алекс расхохотался.
– Ага, а я никогда никому не хамил, и вообще, наследный принц двухсот республик.
– Ой, да бросьте, дайте глотнуть. В новом мире больше нет законов. Посмотрите кругом, – она развела руки в стороны. – Все изменилось.
– Люди не изменились. Как были дерьмом, так и остались.
– Ну, тем более, дайте одному такому глоток вашей смертоносной жижи. Может, я помру и перестану вам докучать.
Он посмотрел на нее изучающе. Кристина поняла, что нужно еще чуть-чуть надавить и все получится.
– Тем более я замерзла. Если я заболею, вам придется со мной нянчиться, вам оно надо?
– Один глоток, – серьезно сказал он. – И то, только потому, что я самый добрый и великодушный человек на планете.
Фляжка скользнула ей в руку и поднялась вверх.
– За самого доброго и великодушного, – ей обожгло горло, и она почувствовала, как по пищеводу спускается огненная змейка. Кристина зашлась в кашле, перед глазами поплыло, но в теле возникли приятная легкость и теплота.
«Жуткое пойло, но согревает получше любого пледа, – подумала Кристина и глотнула еще, – а может, и получше объятий».
– Какая же несусветная дрянь! Что это? – скривилась она и протягивая фляжку назад.
– Мой любимый волшебный напиток, но тебе о нем лучше не знать, – он выхватил у нее из рук фляжку и спрятал во внутренний карман куртки.
– Алекс, а что бы ты выбрал: глоток этой жижи или обнимашки от фотомодели?
Он улыбнулся.
– Сама-то как думаешь?
Кристина хохотнула, а вслед за этим в голову ей пришла мысль, которую озвучивать она ни за что бы не стала.
«Ты пьешь не потому, что тебя не любят. Тебя не любят, потому что ты пьешь».
Но она не учла того, что иногда это замкнутый круг, который очень сложно прорвать.
[1] Поговорка этого мира: «Чужая змея кусает больнее, если к укусам своей ты уже привык».
24(ДО) Ночные кошмары
Милада проснулась в холодном поту. Ночнушка неприятно прилипла к телу. Она села и откинула одеяло, но уже через пару секунд натянула его назад, потому что руки и ноги мгновенно замерзли. У нее не было жара, но ей было горячо. Внутри как будто что-то горело. Но Милада знала, что это не грипп и не простуда. Когда она болела, то чувствовала себя иначе.
Это были дурные сны. Ночные кошмары, которые в последнее время часто мучили ее. Она всеми силами пыталась вырваться из таких снов, раскрыть глаза и убедится, что это все не взаправду. Но даже, когда Милада просыпалась, они не спешили отступать. Старались затянуть назад, протягивая уродливые щупальца видений.
Милада не раз становилась жертвой таких снов, но иногда то, что происходило в состоянии полудремы, пугало еще сильнее, чем самый страшный кошмар. Милада давно поняла, что плохие сны приходят, когда их не ждут, и не торопятся уходить, когда их прогоняют. Они просто появляются и берут свое, выжимают кисло-соленый страх из спящего. Слизывают его, высасывают. А когда человек просыпается, окончательно сбрасывая с себя сон, как прилипшую грязь, у него остается только ощущение ужаса и собственной наготы.
Ей такое пробуждение среди ночи было уже не в новинку, но сегодня почему-то стало особенно страшно. Даже отбившись ото сна, Милада чувствовала, что кошмар еще не закончился. Она вцепилась пальчиками в одеяло и натянула его на нос. Она точно знала, что в комнате кто-то был.
Яркая, почти полная луна и заглядывала прямо в окно, неплохо освещая комнату. Окно было справа от кровати, шторы раздвинуты, а тюль мама еще днем сняла, чтобы постирать. Милада, умоляюще вглядываясь в бело-желтый блинчик, мысленно обращалась к луне за помощью. Она делала так уже не раз и отчего-то верила, что это поможет. Луна яркая, луна светлая. Разгоняет тьму ночи, а значит, должна помочь разогнать монстров.
Пока Милада пыталась уговорить луну, со стола что-то свалилось. Она вздрогнула и с ужасом уставилась на упавший предмет. К ним в дом иногда забредала соседская кошка, и будь в комнате темнее, можно было бы свалить все на нее. Но лунного света хватало, чтобы увидеть: и никакой кошки на столе нет. Кто-то скинул с него альбом с рисунками, да так, что тот приземлиться почти у самой кровати. Сердечко Милады застучало быстрее и, казалось, было готово проломить ребра. Девочка прикусила край одеяла и засопела, начала всматриваться в темные уголки комнаты, до которых луна не могла дотянуться. Ни шороха, ни блика, никаких признаков живых существ не наблюдалось, но она все равно продолжила осматривать свою комнатку с усердием добросовестного ночного сторожа, услышавшего подозрительный звук.
Мокрая спина с прилипшей ночнушкой покрылась мурашками от струящегося из приоткрытой форточки сквозняка. Милада поежилась. Она не хотела простудиться и пить потом чай с ненавистным медом, или, что еще хуже, пить эти шипящие в стакане лекарства с едкими фруктовыми вкусами. Милада медленно стала опускаться на кровать, прижимаясь спиной к подушке. Так медленно, чтобы не пропустить абсолютно ничего. Если свалится тетрадка или приоткроется дверца, она это увидит, а если увидит, то встретится лицом к лицу со своим страхом. Милада никогда не понимала детей, которые прячутся с головой под одеяло, когда из-под кровати слышится шорох. Она лучше соскочит с нее и побежит в коридор, но ни за что не останется прятаться, пока в ее комнате хозяйничает подкроватный монстр. Одеяло это не укрытие, одеяло это в лучшем случае щит.