Солнце слепило глаза, Кристина постоянно щурилась, иногда прикрывала лицо руками, но продолжала идти, а иногда даже бежать за ним. Жена ушла от Алекса к профессору. Она не выдержала жизни с ним, и кто может ее за это винить? Но теперь Алекс узнал, что свадьбы не было. Его жена, пусть и бывшая, но с его ребенком, где-то без защиты, без крепкого мужского плеча.
«Жена бывшая, а вот бывших детей не бывает», – подумалось ей.
Кристина не верила, что Алексу удастся найти их, она даже не верила, что те все еще живы, но то, как он это воспринял, заставило ее хоть немножко, хоть на одну капельку, посочувствовать ему.
«Кар» – раздалось с соседнего дерева, Кристина прищурилась, и, сделав козырек ладошкой, взглянула на птицу. Черная, с лоснящимися перьями, она словно передавала привет от смерти. Отогнав мрачные мысли, Кристина с удивлением обнаружила, что Алекс остановился.
Губернатор лежал на земле.
«Умер! Он умер! Умер из-за меня!»
Добежав до них, в панике Кристина упала на колени и стала трепать пса за морду, гладить, трогать нос и чесать за ухом. Алекс неподвижно стоял над собакой.
– Алекс, что с ним? Что нам делать? Он что умрет?
– Я что тебе, чертова гадалка? – он присел, упершись одним коленом в землю.
Она замешкалась, решая, сказать ему правду или нет. Рассказать ему о том, что пес укусил мертвую женщину или промолчать. Лекарства от этого все равно не существует, но если Алекс услышит правду, он может… А что он может? Ударит ее? Или убьет? Или может просто продолжит путь, оставив ее с умирающим псом? Но она так и не успела решить, что скажет, как он заговорил:
– Трубчатые кости... – тихим повседневным голосом произнес он. – Этот балбес съел трубчатые кости. Наверное, одна из них повредила ему кишечник.
Кристина притихла. Вот он, шанс оставить секрет секретом. Хотя кто знает, может, это и есть трубчатые кости, о которых говорит Алекс? Может, дело действительно в них?
– Я не уследил, – он потер лицо руками, – я ни за чем не могу уследить,– прорычал он сквозь зубы.
– Алекс, – испугано прошептала она, – ты не виноват, – и сама не поверила своим ушам.
– Моя жена где-то там, моя дочка тоже. Господи, – он гулко выдохнул и опустил голову, – два самых дорогих мне человека неизвестно где и неизвестно с кем. И все это…
Она промолчала о том, что, возможно, волноваться об этом уже слишком поздно.
– Ты не виноват, Алекс, – она положила руку ему на плечо. Она была напугана, просто не знала, как реагировать. Кристина была хорошо воспитана, несмотря на то, что всегда была заносчивой дрянной девчонкой. И теперь, когда у нее не было представления о том, что говорить в таких ситуациях, воспитание взяло верх, – она же сама ушла, это был ее выбор, ты…
– Я ударил ее, – слова прозвучали как гром. Алекс измученно посмотрел ей в глаза, и она отшатнулась. Холод и надменность, обычно живущие где-то на дне его глаз, заменила опустошающая боль, – дал ей пощечину, понимаешь? – он посмотрел на свои руки и глаза его опять заблестели. – Она так раздражала меня порой. У нее на все было свое мнение, и она не стеснялась его высказывать, если считала, что я не прав. Она казалась мне лицемерной, эдакой актрисой без театра, которая отыгрывает свою благочестивую роль. И я оттолкнул ее. Мне хотелось доказать ей, что она такая же как и я, стянуть ее на дно, чтобы она была рядом. В той же трясине, в которую я сам себя погрузил. Но она просто ушла. А я всем говорил, что она бросила меня ради другого.
Кристина молчала. Эта внезапная исповедь поразила ее. Она не могла поверить, что он рассказывает ей такое. Она сама никогда никому не призналась бы в подобном. Для этого нужна настоящая смелость. Кристина бы постеснялась показать прыщик на своем лице, а тут… огромная загноившаяся рана.
– А ведь знаешь, я же еще приезжал к ним. Хотел набить ему морду, за то, что он увел ее у меня. Но знаешь, что я увидел? Я увидел, как они с дочкой выходят из дома и улыбаются. Улыбаются, понимаешь? Они счастливы там, где меня нет! Счастливы без меня! – Эта мысль, казалось, стала для него откровением. – Я и уехал. Не стал за них бороться…
– Но… Алекс, ты же… – шум приближающегося автомобиля не дал ей договорить. Они оба повернулись на звук. Инстинктивно рука Алекса потянулась к топору, лежащему возле ног.
Когда машина остановилась, они с облегчением обнаружили, что за рулем был молодой мужчина довольно приятной наружности. Эдакий приветливый сосед из квартиры напротив. На заднем сиденье была женщина, в руках она держала младенца.
– У вас все в порядке? – спросил мужчина.
Сжав рукоятку топора, Алекс встал.
– А разве что-то сейчас может быть в порядке? – хоть и с вызовом, но, все же разбавив улыбкой, произнес Алекс. – Псу стало плохо, – он кивнул на Губернатора, который так и лежал на асфальте.
– Можем вас подбросить, мы едем на базу. Олли, моя жена, поймала сообщение об убежище. Вы туда же?
– Нет, – покачал головой Алекс, – у нас немного другая задача. Нам нужно в Бирн, слыхали о нем?
– Ну, мы свернем раньше, но часть пути вы можете проехать с нами.
«Какой легкомысленный парень. С женой-то и ребенком…» – подумал Алекс, но легкомысленный парень словно прочитал его мысли.
– Только без шуточек, я не хочу проблем, – он поднял вторую руку на уровень окна. В ней красовалась потертая бита.
– Без дураков, – Алекс поднял руки вверх в символическом жесте мира, – подбросите нас до места, и мы уйдем. Никаких проблем. Но чтобы и с вашей стороны без дураков. Нам тоже не нужны проблемы.
– Чтобы все было честно, мы можем попросить символическую плату за проезд? – парень улыбнулся. – Скрепим договор, так сказать.
– Две банки фасоли подойдут?
– По рукам!
Кристина хмыкнула.
«Консервированная фасоль твердая валюта нового времени. Я бы написала это на своей футболке, если б могла».
Она погладила Губернатора и слегка улыбнулась. Обжигающая тяжесть в мышцах, тянущая резь в животе и боль от стертых мозолей не дали ей насладится моментом в полной мере. Но теперь наконец-то наступивший просвет в этой бесконечной череде бессмысленных скитаний лег бальзамом на ее сердце.
– Я помогу затащить пса, – сказал водитель и открыл дверцу.
Губернатору было очень плохо. Пока они тащили его, его стошнило. Осколки костей, не переварившаяся до сих пор фасоль – все это в какой-то слизи вылилось из его пасти на дорогу.
– Трубчатые кости? – спросил водитель.
– Да, не уследил, – повинился Алекс.
– Кал с кровью?
– Не замечал. – Опять повинился он. – Ну и толстый же ты стал, старик, – они закинули пса на пол машины возле переднего сидения.
– Ну, ничего, прочистим, дадим масла и будем пару дней кормить кашками. Я кстати Дэн, – он вытер руку о штаны и подал Алексу, – ветеринар. – Их ладони сцепились в крепком рукопожатии.
Отчаянные времена приводят к отчаянным мерам. Для Алекса отчаянным решением стало хоть и кратковременное, но присоединение к людям. Солнце, все это время бившее им в глаза, вдруг скрылось за облаками.
«Вот оно, – подумала Кристина, глядя на облака через окно отъезжающей машины, – долгожданное облегчение. Передышка от измучившей их жары».
Им встретились приятные добрые люди. Да и Алекс, может быть, не такой уж и робот с ограниченным запасом реакций, раз уж решился в кои-то веки кому-то довериться, купив им проездной за две банки фасоли.
«Может быть, теперь нам наконец-таки повезет».
49(ДО) Гудки
Можно годами жить с человеком, думать, что знаешь его, а потом вдруг с удивлением обнаружить, что жил с иллюзией, которую создал сам. Тот человек, живущий рядом, лишь на малую часть похож на того, кого ты себе придумал. Так было и с Ребеккой. Она жила с грубым, но добрым, как ей казалось, человеком до тех пор, пока он ее не ударил.
– Ну, возьми же трубку, – причитала она. – Ты что там, оглох?
У нее было всего десять-двенадцать минут на то, чтобы попытаться дозвониться до Алекса. Из них прошло уже восемь.