Глава 4
Но это все была политика. Физики же порадовали — начали выпускать первые детекторы ИК-излучения. Благо работы по обнаружению самолетов по их тепловому излучению были начаты еще в 1929 м году, а на флоте использовались теплоулавливатели ТУ-1 — похожие на прожекторы индикаторы ИК-излучения, которые могли обнаруживать крупные корабли на расстояниях до двадцати километров — они концентрировали своим полутораметровым зеркалом тепловое излучение на индикатор. Наши физики смогли значительно повысить чувствительность приборов — тщательной очисткой материалов и подбором легирующих примесей, так что для обнаружения тепловых целей на расстояниях до километра было достаточно зеркала в 15 сантиметров. Моей идеей было их ставить на реактивные снаряды чтобы эффективно бороться с авиацией, но там пока не ладилось с избирательностью — снаряды теряли источники тепла чаще чем было допустимо. Зато эти детекторы неожиданно стали очень полезными в наземных операциях. Пока это конечно был не полноценный прибор ИК-видения. Квадрат из девяти детекторов с узконаправленными прицелами выдавал напряжение в зависимости от теплоты того места, куда был направлен. Это напряжение измерялось вольтметром и так можно было узнать — насколько то место теплее, чем соседние. Морока была ужасная, но спецназеры просили их все чаще. А когда какой-то умник придумал звуковую сигнализацию — народ был готов к бунту, лишь бы заполучить прибор. Высота тона звукового генератора управлялась напряжением с индикатора — и, проведя визиром по местности, оператор по повышению и понижению тона мог указать, где находятся источники тепла. Потом другой умник предположил, что для такого использования достаточно и одного детектора вместо девяти — поток приборов, поставляемых в войска, тут же возрос почти на порядок — в неделю клепали почти двести штук, на время даже приостановили производство радиостанций. Жаль только не успели к зиме — прибор эффективно различал источники тепла при разности с окружающей средой не менее тридцати градусов. То есть еще три-четыре недели, оставшиеся до середины апреля — и прибор станет менее полезен — если недавно стрелявший ствол орудия или проехавший танк он различит, то живую силу — уже нет.
Но и оставшееся время мы использовали с максимальной пользой. Самолетами каждую неделю находилось пять-семь немецких складов, после чего в рейд уходила сначала РДГ для доразведки и отсечения подмоги, за ней — группа захвата в соответствии с обнаруженной охраной и за ней следом тянулась транспортная колонна для вывоза хабара — на автомобилях или вездеходах — в зависимости от проходимости местности и наличия в округе немцев. Эти склады позволили нам дотянуть до мая — продуктов отчаянно не хватало на слишком возросшее население — к апрелю наша численность перевалила за пять миллионов — небольшая европейская страна, причем настроенная довольно агрессивно.
Используя новую технологию, РДГ выискивали в лесах на временно оккупированной фашистами и уже освобожденной нами территории вражеские группы, засады, ДОТы. С помощью этой же технологии в конце марта мы за две недели вскрыли и затем за три дня боев взломали оборону Орши — немцам было не до нее, точнее они откровенно прохлопали наш бросок или понадеялись на хорошо спланированную оборону. Тут они были правы — если бы не новые приборы, мы ее взяли бы с очень большими потерями и были бы тут же отброшены назад, а скорее всего просто разгромлены — тяжелой техники после этого у нас бы не оставалось. А так — до Смоленска оставалось более ста километров и хотя дорога на него нами не перерезалась, но создалась нешуточная угроза их коммуникациям. Орша конечно располагалась уже в более-менее проходимой местности, поэтому была менее удобна для обороны. Зато для наступления она подходила как нельзя лучше — от нее шли прямые пути к Витебску и Смоленску — и расстояния небольшие — около ста километров до каждого. Орша стала нашей стартовой точка для следующего рывка.