Нам же на производство и обслуживание высотных ударных разведчиков пришлось перебросить много людей, станков и оснастки - конструктора, рабочие завдов, техники аэродромного обслуживания, пилоты и операторы вооружения, производства спецбензина, радиолокаторщики - куча народа отрывалась от мирного труда, почти сто тысяч человек. Мы не собирались проводить доктрину Дуэ, мы собирались просто втоптать Германию в каменный век, когда за водой приходится ходить на реку или колодец, а не брать ее из водопровода, когда для отопления надо таскать каменный уголь и рубить дрова, когда дома и заводы освещены лучинами, а не электричеством, а станки просто не работают, грузы переводятся на телегах, а не поездами и автотранспортом. Ведь затраты на постройку электростанции и производство трех-четырех бомб, которые нужны для ее разрушения - несравнимы. Вот мы и собирались уравнять наши экономики, причем мы-то идем вверх, а немцев надо было опустить ниже плинтуса.
Наши бомбардировщики за это время уже значительно отошли от тех планеров, которые мы начали производить осенью сорок первого. Конструкция самолетов была рассчитана на неоднократное поражение ракетами и малокалиберными снарядами, также могла выдержать и попадание крупнокалиберного снаряда - сотовое наполнение крыльев, дублированные шпангоуты, титановая многослойная обшивка нижних поверхностей крыльев и корпуса, бронирование моторов - все было рассчитано на то, чтобы самолет не развалился в воздухе. Проникающие попадания шрапнелью и осколками были возможны и без них не обходилось, но они не приводили к катастрофическим разрушениями конструкции и нарушению управляемости самолета - почти всегда оставались пара-тройка силовых стяжек, которые удерживали конструкцию корпуса. Топливные баки и места постоянного нахождения членов экипажа были дополнительно защищены капсулами со стеклотканью и металлическими пластинами - относительно легкой пространственной конструкцией, которая сильно замедляла летящие поражающие элементы. Порой самолет приходил весь издырявленный и с израненным экипажем, но никто не погибал и самолет снова вставал в строй после недели ремонта, а экипаж, подлечившись в госпиталях, снова выходил на тропу воздушной войны. Тем более что в самолете экипаж на своих местах надевал дополнительные комплекты индивидуальной защиты - ходить в них было тяжело, но большинство шрапнели и осколков, которые смогли пройти предыдущие уровни защиты, застревали в этой "шубе", а на рабочих местах были оборудованы специальные поддерживающие конструкции, которые и принимали на себя основной вес индивидуальной защиты.
Одновремено с конструкцией самолетов мы отработали и тактику их применения. Налеты совершались группами в десять-пятнадцать машин, причем они шли в два эшелона. Основными нашими врагами чем дальше тем больше становилась зенитно-ракетная ПВО фрицев - только она доставала до наших высот, тогда как их ствольные зенитки или истребители чувствовали себя неуверенно, точнее - никак. Поэтому три-четыре самолета летели ниже ударной группы в качестве противоракетной обороны. Они несли мощное оборонительное вооружение - по две сотни дестикилограммовых противоракет и десять шрапнельных автоматов. Противоракеты, управляемые по радарному лучу, летели вниз, навстречу немецким зенитным ракетам, и на расстоянии двадцати-пятидесяти метров взрывались, поражая ракету конусом стальных шариков. Так как немцы не могли держать на одном маршруте более сотни пусковых установок, к тому же для перезарядки требовалось время, то такая система сбивала почти девяносто процентов ракет на расстояниях от пяти до одного километра от наших самолетов. Остальная часть ракет сбивалась шрапнельными автоматами. Единицы, прорвавшиеся к самолетам ПРО, наносили тем повреждения, но значительное бронирование уязвимых мест конструкции самолетов и мест экипажа существенно снижало наносимый урон - над территорией Рейха мы не потеряли ни одного самолета, хотя некоторые потом приходилось списывать из-за больших повреждений, с которыми они сели на аэродромы или вынужденную посадку на нашей территории. И такая система позволяла нам бить немцев в воздушной войне со значительным экономическим эффектом. Немецким зенитчикам ракету надо было поднимать вверх, преодолевая земное притяжение, причем она была тяжелой - несла как топливо, так и достаточно взрывчатки и поражающих элементов, чтобы нанести урон такому крупному сооружению, как самолет - мелкокалиберными пукалками его не собъешь, если только сильно повезет. И все это добро им надо было поднимать и поднимать, все выше и выше, чтобы достать наши самолеты на высоте десяти-двенадцати километров. А нам требовалась гораздо меньшая ракета - в приближении к цели ей помогало земное притяжение, поэтому двигатель лишь увеличивал скорость сближения с тем, чтобы быстрее освободить радиоканал и оператора для стрельбы по следующей цели. И поражаемая цель была значительно менее мощной по сравнению с самолетом, поэтому ей хватало и трех килограммов стальных шариков - нам было достаточно только повредить ракету, чтобы она отклонилась от маршрута и потеряла канал связи с наземным опеатором. Трудоемкость изготовления немецких ракет и наших противоракет различалась в десятки раз. К тому же, этими же противоракетами мы стреляли и по местам запуска зенитных ракет, порой выводя из строя практически все пусковые установки, над которыми пролетали. Немецкие ракеты летали на твердом топливе, как и наши. И пока у них не предвиделось более высотных ракет на жидком топливе - операцию по уничтожению их ракетного центра мы готовили почти полгода - пять месяцев высотные разведчики день и ночь висели над Пенемюнде, вскрывая расположение и назначение строений, склады, казармы, жилые дома техников и ученых, еще месяц разрабатывали план налета и копили силы, и в одну из безлунных ночей, собрав все высотные разведчики, стерли их ракетную исследовательскую базу буквально в пыль. По сообщениям разведки, погибли практически все ракетчики, в том числе и фон Браун - теперь не будет у гитлеровцев проектов Фау-2 и Вассерфаля, а у американцев - их лунной программы, да и космонавтики как таковой, по-крайне мере, не в шестидесятые. Поэтому-то мы так спокойно относились к немецким ЗРК, уничтожая их по ходу дела.
И, прорвавшись через ракетные заслоны, мы сбрасывали управляемые пятисоткилограммовые бомбы на немецкую землю - они пробивали крыши заводов и перемалывали станки, стальные конструкции, трубопроводы, а иногда и рабочих. Часть бомб, начиненная напалмом, разбрасывала свою начинку по окрестностям и выжигала все в жарком пламени, корежила стальные конструкции, плавила кирпич и бетон, обрушая потерявшие целостность строительные элементы заводов, фабрик, складов, домов. К тому же на остальных заводах района, в котором появлялись наши самолеты, немцам приходилось объявлять воздушную тревогу, из-за чего производственные циклы прерывались, иногда, например для сталелитейных производств - и фатально - за час, что проходил до момента отмены воздушной тревоги, металл успевал остыть и забить печи и конверторы, выводя их из строя на недели, а из прокатных станов приходилось извлекать холодные заготовки и отправлять их на повторный нагрев, а то и переплавку. В мае, когда мы вышли на уровень десяти-двенадцати налетов в день, производство немецкой промышленности резко просело, особенно по танкам, истребителям и грузовикам - эти цели были для нас первоочередными - мы старались лишить немецкую армию подвижности и защиты. Нам это удавалось, судя по тому, что вскоре на нашем фронте стали появляться танки и истребители в африканском камуфляже - немцы перебрасывали технику с менее значимых фронтов. Они снова столкнулись с новой тактикой и пока не выработали противоядия. Но не стоило их и сбрасывать со счетов - для летнего наступления они смогли наскрести сил более чем достаточно.
Но и мы были готовы.
Конец второй книги.