В раскаянии я нежно обнимал ее.
— Вернемся в наш табор, — просила Пьяри, — там много твоих старых друзей.
— Нет! Ты опять будешь бегать к канджарам.
— Клянусь тебе, у меня и в мыслях этого нет. Просто вспомнила табор, где прошло наше детство.
— Но я не хочу туда идти.
— Почему? — удивлялась Пьяри.
Я не отвечал.
Это ее обижало.
Как-то я снова взялся за веревку. На этот раз Пьяри не на шутку разозлилась, схватила попавшийся под руку башмак и стала наносить мне ответные удары.
— Не плюй в лицо тому, из чьих рук ешь. Чего тебе не хватает? Я ведь не рабыня, чтобы все молча сносить. Уйду от тебя!
— Куда же? — со злостью спросил я.
— Куда захочу.
— Бросишь меня?
— Конечно!
— Надавать бы тебе по щекам!
— На, бей! — Не ожидая ответа, она сама подошла ко мне и подставила щеку для удара. Ее дерзость возмутила меня, и я со всего маху влепил ей пощечину. Пьяри упала, но тут же вскочила и набросилась на меня. Не знаю, как получилось, но она ухитрилась ударить меня ногой в лицо. Удар был сильный, на лице показалась кровь. Пьяри засмеялась, перестала драться и уселась рядом со мной.
— Что, больно? — участливо спросила она.
— Больно, — поднявшись, ответил я и схватил лежавшую рядом косу.
Но Пьяри не испугалась.
— Что ж, зарежь. Пусть я умру, но умру от твоих рук!
Коса со звоном упала на землю. Любовь Пьяри опять одержала победу. Я стоял, любовался ею. Как она была прекрасна! Заметив, что я пристально смотрю на нее, Пьяри покраснела и закрыла лицо краем покрывала.
— Эй, чего смотришь, будто я чужая женщина.
Мы молча сидели в темноте, прижавшись друг к другу. Наш конь сердито бил копытом о землю, а Бхура рыскала по сторонам и изредка лаяла в ночную темноту. Стих шум в доме метельщика за деревней. Только со стороны деревенской свалки доносилось довольное похрюкивание свиньи. Все огни были погашены, и лишь один храмовый светильник горел неярким желтым пламенем.
На иссиня-черном небе горели яркие звезды. Я лег, положив руки под голову. Пьяри по-прежнему сидела возле меня. Неожиданно она вытащила из-за пазухи бумажку в пять рупий.
— Где ты это взяла? Столько денег! — Я насторожился.
— Думаешь, я ни на что не гожусь? Ты все молчишь, и я ничего не скажу. Ты же не говоришь, почему не хочешь вернуться в табор? Боишься, что я спутаюсь с каким-нибудь канджаром?
— Я боюсь не этого. Мне не дает покоя старая крепость.
— Потому что там живут духи? Но мы ведь все станем духами, когда умрем, — и бедняк, и раджа.
— Я — владелец крепости, Пьяри.
— Хочешь спать на шелковых тюфяках? Хочешь, чтобы рабыни растирали тебе ноги[27]? Давай уж лучше я это сделаю.
— Нет, не об этом я думаю, любимая. Но когда крепость у меня перед глазами, мне кажется, что она меня зовет.
— Ты раджа, а я рани… Рани, наверное, каждое утро ест сдобные лепешки! — мечтательно произнесла Пьяри. — Валяется на мягких подушках! Счастливая! — И Пьяри погрузилась в сладостные грезы. Некоторое время она молчала, а потом я услышал, как она тяжело вздохнула: — Чего бы я только ни сделала, чтобы изменить свою судьбу! Но в том, что я живу так, виноват один ты! Если мне не суждено стать рани, то стать возлюбленной начальника полиции уж я смогу.
— Что ты говоришь, Пьяри? — сказал я дрожащим голосом. — Я не проживу без тебя, неужели ты и впрямь хочешь меня покинуть?
— Ну как же я смогу тебя бросить? — рассмеялась Пьяри. — И ты будешь при мне.
Я остолбенел.
— Правда? — Я схватил ее за плечо. — Кто дал тебе эти деньги?
— Рустамхан, — ответила Пьяри, задумчиво глядя в сторону. Я уже не существовал для нее. — Тебе бы только мечтать о дворцах, ну и мечтай! Ты никогда не станешь владельцем крепости. Но я сама выбрала тебя своим мужем. И пусть я не смогу привести тебя во дворец, зато дам тебе власть. Я заплачу за это дорогой ценой, но тебе не придется больше бояться полицейских. Нам не придется подбирать жалкие объедки после свадеб и похорон. Я буду жить у Рустамхана, ты останешься при мне. Это он дал мне столько денег. Я так понравилась ему, что он называет меня на «вы». Он хочет упрятать тебя в тюрьму, но я не позволю ему! Сколько я уговаривала тебя: уйдем отсюда, уйдем! Но ты не соглашался. А теперь ничего нельзя поделать. Теперь я хоть поживу спокойно, да и тебе неплохо будет. Рамкали, жена торговца украшениями, была любовницей Рустамхана. Но она ему надоела, и он ее бросил.
Пьяри просто размышляла вслух. Она не спрашивала моего мнения или моего совета, она просто рисовала мне картину будущего.
— Я заставлю его избить тех тхакуров, которые обманывали меня при расчете. Я подожгу дом брахмана[28] Нироти. Негодяй посмел обозвать меня шлюхой! Обещал мне целый кусок гура[29], а как добился своего, все позабыл да еще оскорбил. Но теперь настанет моя власть, я им всем покажу! Рустамхан — приближенный самого Икбаля Бахадура, начальника всего района. Управляющий Пескар не дает мне проходу, пристает со своей любовью. Но все говорят, что, как только я приду к Рустамхану, я и его приберу к рукам. Вот увидишь, дай только срок. — Последние слова Пьяри сказала, повернувшись ко мне.
— Пьяри! Что ты говоришь!
— Тебе не нравится? О, еще бы! — В голосе Пьяри чувствовалось раздражение. — Ты же хочешь, чтобы мной и дальше все помыкали.
— Но ведь ты не продажная женщина!
— Нет. Кто посмеет сказать это?
— Но то, что ты собираешься делать…
— Значит, ты не хочешь видеть меня счастливой?
— А по-твоему, это счастье?
— Если я буду жить у него, никто не посмеет безо всякого повода избивать натов и бросать их в тюрьму. Мне-то он не откажет! Так что я думаю не только о себе.
— Ты уже все решила?
— Решила? А ты на что здесь сидишь?
— Неужели мне придется решать?
— Дурак! — отрезала Пьяри.
— Хорошо, уходи! Я тоже ухожу.
— Бросаешь меня?
— Да.
— Бросаешь свою жену и бежишь!
— Но ведь и ты уходишь?
— Ради тебя.
— Иди, иди, добродетельная богиня. Не нуждаюсь я в твоих милостях.
— Ах, вот как! — повысила голос Пьяри. — У меня, наверно, появилась соперница!
Я молчал.
— Теперь я все понимаю.
— Ничего ты не понимаешь.
— Хочешь от меня отделаться и обрадовался, что можно всю вину свалить на меня.
— Я перережу тебе глотку прежде, чем уйду, знаешь ли ты это?
— На, режь! Но Рустамхан наденет наручники на всех твоих даже умерших родственников, а тебя повесит. Можно уйти от бога, но от полиции еще никто не спасался. А Рустамхан был со мной нежен.
— Еще бы, ты пленила его своей несравненной красотой!
— Уж какая есть.
Я промолчал.
— Но ведь он чужой мне, — с волнением вновь заговорила Пьяри. — А ты мой муж. Если ты уйдешь, кто защитит меня?
Пьяри прижалась ко мне и заплакала, а я стоял истуканом и не знал, что делать. Пьяри была мне очень дорога. Жизнь без нее была бы мне не в жизнь. Я обнял ее и сказал:
— Не могу я покинуть тебя, Пьяри, не могу! Ты помогла мне, когда я остался совсем один. Разве могу я жить без тебя? Я готов терпеть унижения и побои, готов стать твоим покорным псом, только бы ты была со мной.
Пьяри еще крепче прижалась ко мне.
— Я знаю, — зашептала она, — молодость быстро пройдет. И Рустамхан прогонит меня. Тогда у меня останешься только ты один. У меня больше никого нет!
Стало совсем темно. Со свистом налетел ветер, и вместе с ним доносился к нам опьяняющий аромат ночного леса. За дверью хижины Бхура тихонько выла на выплывающий из-за горизонта месяц. Вдали молчаливо возвышались горы. Волнение в моей душе улеглось. Пьяри раздевалась, готовясь ко сну. Мигающие вспышки свечи золотили ее нежную кожу. Я встал и задул свечу.
7
— Наступило утро, — продолжал Сукхрам свой рассказ. — В ту ночь Пьяри почти не спала, она забывалась ненадолго, потом начинала что-то бормотать сквозь сон. Я прислушивался к ее шепоту, она повторяла: «Неужели ты уйдешь? Не покидай меня!»
27