— Это точно. Что поделаешь, если жена не повинуется?
— А если ты с кем-нибудь спутаешься, твой-то что с тобой сделает? — ехидно спросила Дхупо.
— Ничего не сделает, — ответила женщина. — Да ведь ты теперь вдова, тебе уж нечего опасаться.
Дхупо приумолкла. Затем, помолчав, сказала:
— Что говорить обо мне? Мое время прошло.
— А ты спроси у Банке, прошло оно или нет, — подлила масла в огонь еще одна женщина.
— Братец, — обратилась к Сукхраму другая, — а ты-то чего вступился за Дхупо?
— Дхупо — моя сестра, — серьезно ответил Сукхрам. — Все мы живем в одном мире, по религии она мне и сестра, и подруга. А кто скажет, что я вступился за нее ради своих интересов, из того я душу вытрясу! Мы, наты, люди низкой касты, нам часто приходится грешить, но на мне сейчас нет греха.
— Святой, да и только! — воскликнула одна из женщин. — Бог требует жертв, так он и уступил жену другому.
И все смеялись.
Сукхрам вспыхнул, но промолчал. Не объяснять же всем, что у натов другие законы и обычаи. Да и не в этом сейчас дело.
— Не было у Дхупо дружка, вот и нашла карната!
— Кому как повезет!
— Теперь-то ты, Дхупо, довольна?
— Ну погодите, я с вами еще разделаюсь! — рассердилась Дхупо. — Что бы вы ни болтали, он — мой друг! Это он защитил меня! Какое мне дело до его касты?
— Так чего же ты не ведешь его в дом? Накорми и напои своего заступника!
— А ну, поговори мне еще! — всерьез разозлилась Дхупо. — Думай, что мелешь! И на тебя, и на эту Пьяри найдется нож острый.
— Ты не умеешь прощать? — спросил Сукхрам.
— О, великий боже! Она же приказала меня избить!
— Я научу ее уму-разуму.
Женщины так и прыснули.
— Эй, джиджа[67]! Нужны ей твои уговоры! Только их она и ждет, — крикнула одна из женщин.
— Прости ее, Дхупо, — печально произнес Сукхрам. — Прости Пьяри.
— Почему это?
— Она неразумна, как ребенок.
— Это она-то ребенок?
— Вот так ребенок, заставляет плясать под свою дудку сразу двух обезьян! — смеялись женщины, но одна, пожилая, сказала:
— Много ли у бабы ума! — Ты это верно рассудил.
Сукхрам с благодарностью посмотрел на нее. И никто не посмел больше смеяться.
— Нрав женщины зависит от постели, на которой она спит, — продолжала она. — Чего ж Пьяри винить? Все не могут быть хорошими. И всяк расплачивается за свои поступки.
И снова никто не возразил ей. Все притихли и присмирели.
— Скажи правду, сестра, — обратился Сукхрам к Дхупо. — Ты ведь простила Пьяри. На кого еще ты гневаешься?
— На Банке!
— Но…
— Что? Испугался?
— Нет, но ведь за ним — полицейский.
— Несчастный! — вспыхнула Дхупо. — Один господь знает, как я одинока в жизни, у меня нет защитника!
— Ладно, — тряхнул головой Сукхрам. Будь по-твоему. Я спущу с него шкуру.
— А я изрежу ее на мелкие кусочки, — добавила Дхупо и презрительно сплюнула.
Но тут женщины увидели старого Гиллана, возвращавшегося с базара, и те, что помоложе, разбежались по домам.
— Что случилось, ты зачем здесь? — спросил старик Сукхрама.
— Ничего не случилось, — ответила за него Дхупо, закрывая лицо концом покрывала.
— Сегодня Банке поднял руку на Дхупо, — пояснил Сукхрам и рассказал старику всю историю.
— Ты совсем потерял голову, — всплеснул руками Гиллан. — Надо же, с кем схватился! Ты сам-то понимаешь? Ну и ну! Когда я был молодым, мы работали на заминдара с утра до вечера и пикнуть не смели. А теперь вы чуть что — поднимаете голову.
— Что же, значит, мы должны работать, а кто-то будет деньги получать?
— Сынок, господь с самого рождения сделал тебя низким человеком.
— Почему я низкий? Разве я дурные дела делаю?
— А почему бханги — низкие люди?
— Они убирают всю грязь и нечистоты, — заявил подошедший к ним молодой парень по имени Кхачера.
— А ты не сдираешь кожу с умерших животных?
— Если мы не будем этого делать, то в чем брахманы и тхакуры будут хранить воду? Ведь они ее держат в наших кожаных ведрах! А что наденут на ноги все люди? Что, как не наши кожаные туфли?
— А если бханги не будут убирать грязь и нечистоты, то мы все задохнемся от вони, — заметил старик.
Кхачера не нашелся что ответить.
— Ну, это другое дело, — только и сказал он.
— Это почему же? — оживился старый Гиллан. Его полузакрытые черными густыми ресницами, выцветшие от старости глаза на какое-то мгновение оживились. — Сейчас в мире нет того счастья, что прежде, продолжал он. — У людей теперь другие цели в жизни. Теперь в общине поклоняются только деньгам, а раньше все были друг за друга. Теперь вы называете больших людей дураками, а в наше время их чтили.
— Но послушай, дада[68]! Мы работаем на них дни и ночи, а они пристают к нашим женщинам. Мы не отказываемся работать, но не потерпим, чтобы бесчестили наших жен. Сильные люди всегда избивают тех, кто послабее. Вспомни, почтенный! У господ было право, они и драли с нас семь шкур! Не дашь — бьют. Но времена меняются!
— Да, да, — согласился старик. — Где теперь большие люди? Когда я был маленьким, наш заминдар содержал сотню с четвертью солдат и разных слуг. Все ели и пили за его счет, напивались пьяными да еще получали по восемь ан в месяц. Они отдали бы за него жизнь. А нынешний еле сводит концы с концами, у него трех десятков слуг не наберется. Раньше, бывало, в барабаны били, когда заминдар вставал, опочив, а теперь? Где теперь вся пышность? Раньше у заминдара был трон, а люди из семи окрестностей приходили к нему с подношениями. Куда теперь все это девалось?
Сукхрам не стал слушать и пошел. В его голове вертелась мысль: «Все в жизни меняется? Так было, так будет, но тогда и раджи тоже исчезнут? И тогда он не сможет стать владельцем старой крепости? Говорят, в правительстве уже нет раджей, там заправляют ученые люди».
У поворота с дороги Сукхрам столкнулся с Банке. У стены, где кончалась деревня, стоял его противник. Сукхрам выплюнул сигарету и вопросительно посмотрел на него. Тот ждал, как тигр, готовящийся к прыжку. В руках у Сукхрама была тяжелая палка. Сукхрам посмотрел на Банке и улыбнулся. Тот даже вспыхнул от гнева.
— Ты, я вижу, давно готовился к встрече, дубинку прихватил, — шипя от злости, спросил Банке.
— Трус нападает исподтишка, — насмешливо отвечал Сукхрам. — Палку же берут, чтобы отгонять собак, шакалов и буйволов.
— Ах, значит, я собака! — взвизгнул Банке.
— Это ты сам сказал.
— Сейчас ты у меня по-другому заговоришь!
Банке двинулся на Сукхрама.
— Берегись, Банке! — предостерег Сукхрам, сжимая в руке палку.
Банке нанес удар, тоже палкой, но Сукхрам отразил его. Еще и еще раз они сходились.
— Посмотрим, как ты сейчас побежишь отсюда! — пригрозил Банке.
— Не раньше, чем отправлю тебя на тот свет! — Сукхрам усмехнулся и перешел в наступление.
Банке растерялся и попятился, но в это время из-за стены выпрыгнул здоровенный детина.
— Заходи сзади! — закричал ему Банке.
С громким криком его сообщник бросился на Сукхрама. Сукхрам изменил тактику и быстро отпрянул в сторону.
— Вы деретесь, как подлые трусы. Почему не выходите один на один?
— А почему раджа собирает целое войско?
— О, да ты никак в раджи лезешь, собака!
— Ну, берегись!
Банке опять наступал, размахивая палкой. Сукхрам улучил момент и толкнул под удар сообщника Банке.
Тот упал, Сукхрам засмеялся. В это время из-за забора выглянула женщина.
— На помощь! На помощь! — закричала она, увидев, что происходит. — На одного двое напали! Помогите! Убивают!
На крик сбежались люди.
В воздухе мелькали дубинки, на этот раз Банке не удалось увернуться. Палка Сукхрама настигла его, и он упал. Тогда из-за угла показалось еще четверо вооруженных дубинками. Теперь Сукхрам отбивался от четверых.