— Куда, в город? — полюбопытствовал садовник.
— Конечно, какое здесь может быть лечение? Посажу его в поезд и вернусь. Заложи-ка коляску заминдара.
— Ночью была страшная буря. Я ничего не слышал. Ладно, сейчас бегу, — засуетился садовник.
Вскоре прибыла коляска. Заминдар был счастлив услужить молодому англичанину. Лоуренс уселся, и Сукхрам велел трогать. Через некоторое время он взглянул на Лоуренса. Тот уже спал.
Вечером, когда Сукхрам вернулся домой, на пороге его каморки стояли садовник и еще один слуга. На его постели сидела Сусанна. Она держала термометр у пересохших губ Каджри[142].
— Что случилось? — встревоженно спросил Сукхрам.
— Ничего, ничего, — поспешили успокоить его.
Сукхрам дотронулся до Каджри. Тело ее горело.
— Лихорадка, наверное, — решил садовник.
— Вы оба можете теперь идти, раз он вернулся, — сказала Каджри.
Садовник и слуга ушли.
— Вы тоже идите, мэм са’б. Сейчас я уже не боюсь.
Сусанна рассказала Сукхраму все, что случилось ночью. Только теперь он узнал, что Лоуренс ударил Каджри ногой в живот.
— Я сделала ей перевязку, — сказала Сусанна.
— Все пройдет, мэм са’б. Вы не беспокойтесь. Что это за человек, у которого никогда не было лихорадки? — пошутила Каджри. — Стоит ли думать об этом?
Сукхрам сел и схватился за голову.
Сусанна ушла.
— Я не помру, не бойся, — успокаивала его Каджри. — Из-за таких пустяков не умирают.
— Каджри, ты не покинешь меня, как Пьяри?
— Нет. Не бойся. Очень уж ты у меня чувствительный!
— Ты видела то, что я принес прошлой ночью? — спросил он, чтобы что-нибудь сказать.
— Нет.
— Вот, посмотри, — проговорил Сукхрам, раскладывая перед ней свои покупки.
В это время в комнату вошла Сусанна.
— Каджри, тебе лучше? — спросила она. — Отец спрашивает.
— Мне хорошо, госпожа, — ответила Каджри, стыдливо пряча руки себе за спину.
Но Сусанна успела это заметить.
— Что это?
— Ничего, — проговорила Каджри, не показывая подарки. Сукхрам растерялся от бесцеремонного вторжения госпожи. Он смущенно опустил голову, но глаза у него довольно блестели. Кроме нескольких кусков простой ткани он принес еще крохотный шелковый чепчик и две погремушки. Он же теперь слуга сахиба, а не какой-нибудь бедняк!
— О! — вырвалось у Сусанны. Она догадалась, что прятала Каджри. — Каджри, почему ты раньше мне не сказала? Так этот мерзавец ударил тебя ногой в живот? — встревоженно проговорила она.
— Ребенок — дело наживное! Еще будет, — рассмеялась Каджри.
Это говорила настоящая натни! Англичанка опустила голову, и ей показалось, что она никогда не сможет ее понять…
Сукхрам пошел проводить госпожу, но за всю дорогу Сусанна не проронила ни слова.
Когда она вошла к отцу, тот сосредоточенно попыхивал трубкой.
— Отец! — воскликнула она. Голос ее дрожал.
— Что еще случилось? — спросил Сойер, выпуская изо рта клубы дыма.
— Надо послать за доктором.
— Зачем?
— Каджри больна. Очень.
— Она и без врача поправится, доченька. Эти люди не пользуются услугами врачей. К тому же твое повышенное сочувствие может вызвать у людей подозрение.
— Умоляю вас! Посмотрите, пожалуйста, сами. Она беременна. Если б вы знали, в каком она состоянии!
Сойер встал и направился к Каджри. Увидев его, Каджри оробела и поспешно прикрыла голову краем сари.
— Что с тобой? — спросил Сойер. Каджри показала рукой на живот; сквозь повязку просочилось красное пятно.
Сукхрам вошел в комнату вместе с Сойером. Он заметил озабоченность на лице хозяина. Сердце его часто и тревожно стучало.
— Кто это сделал? — спросил Сойер.
Каджри молчала.
— Тот дикарь! — сквозь слезы ответила Сусанна.
Сойер помрачнел.
— Сукхрам! — Чуть слышно произнес он, и в его глазах Сукхрам увидел мольбу и печаль. Сегодня он смотрел на Сукхрама не как господин, а просто как виноватый перед ним человек. Глаза старика молили о прощении.
— Господин, зачем вы так беспокоитесь? Я поправлюсь, — заверила англичанина Каджри.
Сойер опустил голову.
— Хозяин, не беспокойтесь, идите, пожалуйста, к себе. Жизнь и смерть — в божьих руках. Здесь уж никто помочь не может, — сказал Сукхрам.
Сойер с опущенной головой медленно побрел к выходу. Он был поражен самообладанием Сукхрама и его ответом, полным чувства достоинства. Дикарь вторично дал ему урок подлинного благородства. Его рабы, которых он считал низкими людьми, обучали его азбуке человечности! Сойер испытывал мучительные угрызения совести. Он заглянул в грязный снаружи кувшин, уверенный, что и внутри найдет одну лишь грязь, и увидел чистый жемчуг.
Сусанна послала полицейского в поселок за доктором. Когда тот явился, Сукхрам вышел из комнаты. Доктор удивился, застав Сусанну у Каджри, но решил, что будет благоразумнее воздержаться от лишних вопросов.
Осмотрев Каджри, он сказал:
— Ничего опасного. Ушиб только наружный.
Сусанна облегченно вздохнула.
— Как это произошло? — допытывался доктор.
Каджри взглянула на Сусанну и поняла ее немую мольбу. Ей стало жалко госпожу. Она улыбнулась, а доктор в ожидании ответа с любопытством поглядывал то на нее, то на Сусанну.
— Упала я, — тихо промолвила Каджри.
— Впредь будешь смотреть под ноги, — проворчал доктор.
— Бог не наделил ноги глазами, — пошутила Каджри.
— Больно ты болтлива!
Когда он ушел, Сусанна обняла Каджри. Госпожа прижала служанку к своей груди!
И Сукхрам снова подумал, что для женщины нет ничего дороже чести. Почему женщина так крепко держится за нее? Да потому, что ей чужда животная страсть, она презирает подлость и грубость. Чувство материнства — вот из-за чего готова она перенести все испытания и невзгоды. Но она требует к себе уважения. Она хочет, чтобы ее уважали как женщину, как мать, чтобы это уважение передавалось и ее детям, чтобы эта традиция, как символ торжества человечности, развивалась и крепла.
Каджри стала поправляться. Сусанна ежедневно навещала ее, и когда заметила, что Каджри выздоравливает, ее лицо впервые после той ночи прояснилось.
Минуло несколько месяцев.
— Взгляни, что у нас есть, — сказала как-то Каджри, положив перед Сукхрамом крохотные распашонки.
— Откуда ты взяла деньги? — удивился он.
Но Каджри только улыбнулась в ответ.
— Почему молчишь? В таком положении вряд ли кто на тебя расщедрится. Впрочем, в мире еще не перевелись дураки.
— Глядя на тебя, я тоже так думаю.
— О, Всевышний! Если ты сделаешь такую милость, что подаришь нам сына, то надели его моим умом и только красотой матери! — проговорил Сукхрам.
Гнев Каджри как рукой сняло.
— Люди говорят, что когда девочка похожа на отца, а мальчик — на мать, они родились счастливыми, — сказала она.
— Что верно, то верно, только счастье и помогло тебе разжиться такими вещами.
— Все это дала мэм са’б.
— Да ну? — удивился Сукхрам.
— Да, — рассмеялась Каджри. — И вот еще что дала, — она показала неначатый кусок мыла!
— Эй, натни! А ты не обманываешь меня? — усомнился Сукхрам.
— Иди, пожалуйся ей, — проворчала Каджри. — Тебе не впервой.
31
…Мой друг снова позвал к себе Сукхрама. Я не знаю, о чем они говорили, но Сукхрам решил выдать Чанду замуж.
— Нет! Не пойду замуж! — не переставая кричала Чанда. Сукхрам с помощью Мангу подыскал ей жениха. Его звали Нилу. Он был покладистый парень, хотя умом не отличался. Чанда от горя хотела покончить с собой. Она пыталась прыгнуть в колодец, но жена Мангу удержала ее.
Сыграли настоящую свадьбу с вином и танцами. Глаза Чанды совсем опухли от слез. Сукхрам сидел, как каменное изваяние, ничего не замечая.
— Я все равно не пойду с ним, — сквозь слезы заявила Чанда.
142