– У тебя скверная привычка, Принцесса, видеть только то, что тебе хочется, – сказала миссис Тиббс, нахмурив седые брови над пронзительными серыми глазами. – От реальности не уйдешь, притворившись, что ее нет.
– Реальности? – высокомерным тоном сказала Гинни. – А что вы, собственно, знаете про мою жизнь?
– Я знаю то, что видят мои глаза. Ты не плыла бы на этой старой посудине в каюте третьего класса, если бы у тебя все было хорошо.
– При чем здесь это? В сезон посадки тростника папе дыхнуть некогда. Он считает, билет на пароход куплен – и ладно, а все остальное не заслуживает внимания. Видимо, он просто не понял, что купил билет на такое захудалое суденышко, – сказала Гинни, презрительно, окинув взглядом заполненную пассажирами палубу.
Миссис Тиббс посмотрела на нее с жалостью.
– Тогда зачем же он велел тебе возвращаться домой и выходить замуж?
Гинни не хотела вдумываться в этот вопрос. Господи, зачем только она рассказала соседке про папино письмо?
– Если бы вашей единственной дочери было бы двадцать два года, – отрезала она, – вам тоже хотелось бы, чтобы у вас в доме скорей начали бегать внуки.
Так истолковала приказ отца добрая тетя Агата. Но Гинни, помня, как они расстались с отцом пять лет назад, подозревала, что ему меньше всего хочется видеть у себя в доме ее детей.
– Может быть, и так, – с недоверчивой улыбкой проговорила миссис Тиббс. – И все равно я беспокоюсь за тебя. Пожалуйста, разреши мне найти тебе новую служанку.
– У меня была прекрасная служанка, миссис Тиббс. Не надо было ее переманивать!
Миссис Тиббс воззрилась на Гинни с искренним удивлением.
– Кто ее переманивал? Она сама попросилась ко мне на службу.
– Вот как? И чем вы ее подкупили?
– Мне не было нужды ее подкупать. Если бы ты перестала судить о людях по их внешности, ты бы поняла, что нам с Лилой было суждено подружиться. В человеке вовсе не самое главное одежда и выговор, Принцесса. Попробуй это запомнить.
Гинни вспыхнула от негодования, и эта... эта особа еще смеет указывать, что ей надо помнить!
– Мне и так ясно, что вы обо всем договорились у меня за спиной. Так, может, не будем устраивать перебранку на людях? У меня нет желания воевать с вами из-за какой-то служанки.
– Вот этим мы и отличаемся друг от друга. Разве ты не знаешь, детка, что за все хорошее в жизни приходится воевать?
С этим Гинни, может быть, раньше и согласилась бы – когда она была молода и лишена принципов, до того, как мама...
– Настоящие леди не устраивают сцен, – назидательно сказала она.
Миссис Тиббс покачала головой.
– Такой леди, как ты, сцен устраивать не приходится. Когда случается какая-нибудь беда, она просто убегает, а бороться предоставляет другим. Но предупреждаю тебя, нельзя всю жизнь полагаться на других, Принцесса. Будешь убегать от трудностей – в конце концов убежишь от самой себя.
– Никуда я не убегаю... – Гинни умолкла на полуслове, стоит ли препираться с этой женщиной? – Извините, – сказала она, решительно отводя взгляд. – Но я хотела бы быть одна, когда покажется мой родной город.
Гинни услышала, как миссис Тиббс с сожалением вздохнула.
– Фантазии, конечно, замечательная вещь, девочка, но нельзя позволять им заслонять действительность. Смотри, как бы мечты не заставили тебя совершить ту же ошибку, что и твою тезку. Вспомни, что Гиневра выбрала себе неподходящего мужа, и в результате Камелот был разрушен.
Миссис Тиббс заковыляла, переваливаясь, как утка, а Гинни с трудом удержалась от того, чтобы не высунуть ей вслед язык. Нет, леди не должна гримасничать, как рассерженный ребенок. Да к тому же именно язык, который Гинни не сумела вовремя попридержать, дал миссис Тиббс оружие против нее. В одну из долгих ночей, лежа без сна в темноте, Гинни поддалась минутной слабости и рассказала миссис Тиббс о своих мечтах и фантазиях. А эта не отличающаяся тактом женщина теперь использует ее откровенность против нее же.
Да что она знает? Гинни никуда и ни от чего не убегает. Она осознала свои прошлые ошибки и сполна их искупила. Да, она полностью загладила свою вину, разве она не стала воспитанной леди, такой, какой могла бы гордиться мама? Она приняла свое место в мире, правила, которыми должна руководствоваться леди, ожидания, которым она должна соответствовать. Да что там, когда она уезжала из Бостона, тетя Агата заявила, что о более воспитанной и благонравной племяннице она не могла и мечтать.
Эта оценка породила в душе Гинни надежду, что и папа будет ею доволен. Когда Джон Маклауд увидит, что из нее получилась настоящая леди, что она смирила свою вспыльчивость и несдержанность, он забудет прошлое, обнимет ее и назовет своей маленькой принцессой.
Поэтому Гинни и сняла с шеи мамин медальон и спрятала его в саквояж. Она всегда носила этот медальон – единственное, что еще связывало ее с мамой, – но встреча с отцом после пятилетней разлуки и так будет не простым делом, и она не хотела напоминать ему о той, которую они потеряли.
Гинни, хмурясь, вспомнила его письмо. Оно тоже лежало в саквояже. Все в порядке, твердила она себе, но внутренний голос, похожий на голос миссис Тиббс, нашептывал ей, почему это папа вдруг решил, что она должна выйти замуж? И почему письмо от его имени написала Эдита-Энн?
Гинни старалась подружиться с двоюродной сестрой, но с того дня, как в их доме поселились дядя Джервис с дочерью, все изменилось к худшему. По мнению Гинни, ее родители придавали слишком большое значение манерам Эдиты-Энн и чересчур уж старались укротить своего сорванца Гинни. Сколько раз Аманда Маклауд говорила дочери: «Посмотри, какие прекрасные манеры у Эдиты-Энн, как она умеет себя вести». И хотя она ни разу не сказала вслух: «Ну почему ты не можешь быть такой, как она?» – Гинни не сомневалась, что она так думала.
И никто не замечал, какая Эдита-Энн притворщица и лицемерка и как она злорадствует, когда Гинни наказывают за какой-нибудь проступок. Неужели кузина сама сочинила письмо от имени папы? Нестерпимо думать, что он разрешает ей вмешиваться в свои личные дела. Она вполне способна подать отцу мысль, что замужество укротит Гинни, а потом предложить какого-нибудь омерзительного типа в качестве мужа.
И уж, конечно, не Ланса, со вздохом подумала Гинни. Ланс Бафорд-старший, отец Ланса, был неисправимым картежником и не оставил сыну в наследство практически ничего, кроме своего шарма. Что с того, что лихой красавец Ланс заставляет трепетать девичьи сердца, – папа никогда не отдаст единственную дочь за нищего.
Тогда за кого же? Одного из братьев Самнеров? И Роберт и Дру хороши собой, а их дом почти так же великолепен, как Розленд. А может быть, стоит подумать о Бо Аллентоне, который ухаживал за всеми девушками подряд? Он страшно нравился Эдите-Энн. Чего она только не придумывала, чтобы обратить на себя его внимание! Вот и поделом ей будет, если ее драгоценного Бо уведут у нее из-под самого носа.
Но Гинни не хотела замуж ни за Бо, ни за Самнеров. Если ей не разрешат выйти замуж за Ланса, она вообще ни за кого не пойдет. Он был ее Ланцелотом, ее героем, и у нее в жизни остались только две привязанности – Розленд и Ланс. Разве он не поклялся тогда под дубами пять лет назад, что, даже если ее все покинут, он будет по-прежнему ей верен и предан до конца своих дней.
Господи, хоть бы он не забыл эту клятву! Стиснув руки, Гинни вглядывалась в толпу, заполнившую пристань, выискивая его красивую золотистую голову. Она оправила свое зеленое дорожное платье и еще раз пожалела, что не может предстать перед ним в более привлекательном наряде. Но два других платья, которые лежали у нее в саквояже, так сильно измялись, что их надо сначала погладить и подкрахмалить; кроме того, они надеваются на вошедшие в моду фижмы. В общем, кроме этого платья, Гинни надеть было нечего. Остальной ее гардероб помещался в сундуках, которые лежали в багажном трюме. Если к тому же учесть, что Лила сбежала от нее к миссис Тиббс, остается только радоваться, что она хоть во что-то одета.