Раф сплюнул, во рту у него был какой-то противный вкус, но воспоминания наплывали на него быстрее, чем он успевал их отгонять. «Было время, – тоскливо вспоминал он, – когда мне больше всего хотелось участвовать в ее играх».
Мальчик из бедной семьи издольщика, он с завистью и восторгом смотрел на красивый, элегантный особняк и наблюдал за необыкновенной жизнью его обитателей. По сравнению с лачугой, в которой жила его семья, это был волшебный дворец. В Розленде в обстановке вызывающей роскоши жили красивые беззаботные люди, там все время раздавался веселый смех. Глядя на них, Раф пришел к мысли, что богатство – это и есть счастье, а успех – это достижение финансовой независимости. И он поклялся, что сумеет добиться успеха и богатства и зажить такой же счастливой жизнью.
Раф понимал, что главным источником очарования Розленда была его хозяйка. Совсем мальчишкой он был немного влюблен в прелестную и добрую Аманду, которой стоило только войти в комнату, чтобы все, и мужчины и женщины, начали улыбаться. Она ни разу не сказала слова в сердцах, она не жалела для нуждающихся времени и денег, она приносила радость в каждый дом. Раф вспоминал, как часто Аманда навещала его больную мать, хотя ее муж был против этих визитов. Она единственная пришла проститься с ними, когда Джон Маклауд выселил Латуров со своей плантации, и принесла им на прощание большую корзинку с продовольствием.
Сейчас Гинни была по характеру больше похожа на отца, но в те годы, наблюдая за играми детей, Раф считал, что она копия Аманды. Как она была похожа на свою мать в тот день, когда предложила ему принять участие в их игре! Она казалась ему добрым ангелом, залогом осуществления всех его грез. Пригласив его в свою компанию, она как бы сказала, что различия между ними не имеют значения. Когда она ему улыбнулась такой же теплой и светлой улыбкой, как улыбалась Аманда, он поверил, что простой издольщик может стать королем Камелота.
Но вместо короны она протянула ему яблоко.
При этом воспоминании у Рафа до сих пор жгло на душе. Она позволила ему увлечься своей мечтой, заставила изобразить из себя дурака – ив последнюю минуту отказалась от своего обещания. Как только он перестал ей быть нужным, она выкинула его из игры – и забыла о его существовании.
Раф нахмурился при мысли о надушенном клочке обшитого кружевами батиста, который лежал у него в кармане, и еще раз от души пожалел, что Гинни Маклауд опять встретилась на его пути. Одно дело – бессердечная кокетка-девчонка, а другое дело – взрослая женщина, которая должна понимать, как действуют на мужчину эти умильные взгляды. Если это она позвала его в «Ривервью», он ей объяснит, что у него нет времени на глупые игры, что не даст сделать из себя игрушку ее капризов. Нет уж, больше он ее защищать не собирается. Он не желает опять увидеть, как, отвернувшись от него, она уходит с Бафордом.
А может, это Бафорд его позвал? Раф пренебрежительно фыркнул. Он в тот вечер был в Розленде и, конечно, слышал его объяснение с Джервисом. Может, он хочет угодить Маклаудам? Эта бессовестная скотина не остановится перед тем, чтобы подстроить ему ловушку, а потом хвастаться перед друзьями своей доблестью: «Я заманил этого самонадеянного мужлана на край болота, а мы ему там всыпали по первое число».
Если он задумал что-нибудь в этом роде, подумал Раф, увидев таверну, то пустынное место на краю болотистой дельты очень подходит для этой цели. Таверна, казалось, притаилась среди замшелых кипарисов, как разбойник в засаде. Во время своих разъездов Раф побывал в сотнях кабачков и научился с первого взгляда узнавать подозрительный притон. Этот домишко с узкой дверью и единственным окошком вполне мог оказаться западней.
Раф слез с лошади, привязал ее к дереву так, чтобы ее не было видно из таверны, и осторожно подошел к двери. Жаль, что он не взял с собой никакого оружия. Если придется драться на кулаках, то с одним двумя он справится, но такие, как Бафорд, держатся стаей и предпочитают нападать из засады.
Раф осторожно поднялся по шатким ступенькам, открыл дверь и окинул таверну зорким взглядом. В ней было темно – свет проникал лишь через единственное запыленное окно, но ощущения угрозы у Рафа не возникло. Когда его глаза присмотрелись к полумраку, он увидел, что слева стоит десяток столиков, а в задней стене темнеет дверь. Запасный выход – может при нужде пригодиться, подумал он.
Справа вдоль стены тянулась стойка, за которой стоял толстый лысеющий человек лет тридцати пяти. Раф узнал в нем знакомого ему с детства Джема Лонгли, о котором он не помнил ничего хорошего. Джем любил приставать к слабым и, как большинство ему подобных, трусил перед сильными. В честной драке его опасаться не стоило. Одно время Джем начал было приставать к сестре Рафа, но тот быстро это пресек, хорошенько его поколотив.
Беда в том, что они уже не мальчишки. Джем стал выше и шире в плечах, и справиться с ним будет не так просто. Правда, Раф тоже с тех пор возмужал. К тому же, даже если Джем до сих пор злится на него и мечтает отомстить за обиду, еще неизвестно, узнает ли он в Рафе мальчика, который его избил. Вот ведь Гинни Маклауд его не узнала.
Раф даже сам себе не хотел признаваться, как его это обидело. Он подошел к стойке и заказал кружку пива. Сумрачный, как всегда, Джем едва посмотрел на своего нового посетителя. На секунду Раф его даже невольно пожалел: жизнь в глухомани притупляет ум. Человек, лишенный воображения, желаний и надежды отсюда сбежать, наверно, давно перестал обращать на что-нибудь внимание.
Раф заплатил за пиво и сел за столик в углу, откуда ему были видны обе двери. Он оглядел присутствующих. Убогий алкаш, едва держась на ногах, навалился на стойку. В переднем углу за столиком сидел и не спеша попивал вино довольно молодой человек в пестром жилете и чистой белой рубашке. Раф безошибочно узнал в нем картежника. Он и сам потратил восемь лет жизни, разъезжая по кабакам и ища удачу за карточным столом. Вдруг повезет и он сразу разбогатеет?
«Ну и что с тех пор изменилось?» – спросил он сам себя. Разве он все еще не гоняется за синей птицей удачи? В таком случае что он здесь делает, предполагая, что его могут избить, и все же надеясь, что Джервис Маклауд отдаст ему карточный долг.
Как же, держи карман! Маклауд считает, что с подобной публикой нет нужды соблюдать джентльменский кодекс чести. Зачем отдавать карточный долг белой швали? Другое дело, если бы Латур тоже был землевладельцем.
Так что же я здесь делаю? Есть ведь банки. Можно взять еще кредит или хотя бы добиться отсрочки уплаты по предыдущему. Зачем трепать нервы с Маклаудами? Сколько можно терпеть унижений? Когда же я наконец пойму, что от них надо держаться подальше?
Как будто в ответ на этот вопрос дверь отворилась, и через порог ступил высокий нескладный человек. На нем была дорогая одежда, но казалось, что он одевался в темноте – так не подходили друг другу отдельные ее части по цвету и материалу. Он кивнул Джему и оглядел комнату. Взгляд его скользнул по Рафу и остановился на игроке.
– Мистер Латур? – спросил он.
Раф узнал вновь прибывшего. Это был Гамильтон Колби, который когда-то тоже принадлежал ко двору Гинни. Вот ведь интересно, Раф знает их всех, а они его – нет. Чего запоминать какого-то издольщика.
– Я Латур, – резко сказал он и допил пиво. – И я ухожу.
Джем Лонгли бросил на него злобный взгляд, а Колби изумленно вытаращил глаза. Раф прошел мимо него к двери и вышел. Теперь-то они оба его вспомнили, и, памятуя о мстительности Джема, ему лучше быстрее сматывать удочки.
– Раф, подождите, пожалуйста! – услышал он голос Колби. – Вы, наверно, меня не помните, но...
– Я знаю, кто вы такой, Колби, – сказал Раф, оборачиваясь. Гамильтон радостно заулыбался. Теперь Раф вспомнил, что Гамильтон Колби был тихим мальчиком и держался в тени. Может, и не стоит сваливать его в одну кучу с остальными. – Только не представляю, чего вам от меня нужно.
Гамильтон поскреб лохматую шевелюру.