Дядя Джервис непрерывно озирался.
– Ты не видела Эдиту-Энн? – спросил он. – Куда она подевалась? Видно, придется начинать без нее.
– Начинай в самом деле, – пробурчал Джон. – Скорей начнем, скорей разделаемся.
Джервису не очень понравилось это приказание, но он подошел к барьеру и поднял обе руки. Раздался слабый звук одинокой трубы, но толпа тут же затихла.
На поле вышел Томас Перкинс, который изображал герольда и должен был объявлять участников. Он прокричал, указывая на главную трибуну:
– Слушайте все! Внимайте моим словам! Сейчас на прелестную леди Гиневру наденут корону королевы нашего турнира!
Гинни совсем забыла про эту традицию. Раньше королевой всегда была мама, которая надевала на голову прелестный венок из цветов. Это и была ее корона.
Но удовольствие, испытанное Гинни при объявлении герольда, испарилось, когда она увидела, что дядя собирается водрузить ей на голову огромную безобразную корону из позолоченного металла. Толпа приветствовала ее криками, но, ощутив на голове тяжесть короны, Гинни пожалела, что это не венок, который надевала ее мать. Он был бы и красивее, и обошелся бы дешевле, что, казалось бы, должно было быть немаловажным соображением для Маклаудов и не давил бы ей так на голову.
А ведь придется так сидеть много часов подряд, мысленно простонала Гинни. Тут Перкинс хлопнул в ладоши, и начался парад участников. Гинни, может быть, и почувствовала бы себя польщенной, что их так много – почти сорок человек, но вместо этого она прикидывала в уме, что, даже если каждый потратит на попытку снять с крюка кольцо лишь несколько минут, все равно турнир затянется на несколько часов.
Мистер Перкинс по очереди представлял участников. Каждый из них назвался по имени какого-нибудь рыцаря из легенды о короле Артуре, так что не было ничего удивительного в том, что она не узнавала их по имени. Хуже было то, что среди них было так мало знакомых лиц. На каждом был плащ, украшенный гербом, но никто не потрудился приготовить костюм как следует. Глядя на плохоньких лошадей и сшитые из простынь плащи, Гинни не узнавала красочных, романтичных праздников своего детства – вся затея казалась дешевой и безвкусной.
Сидевший рядом с ней отец поднес ко рту фляжку, но его глаза были прикованы к полю. Он молча оглядывал каждого участника, кивая головой, словно подсчитывая их количество. Когда объявили последнего, Ланса, он нахмурился. Наконец-то появился Ланс, с облегчением подумала Гинни. Какое ей дело до остальных? Ее Ланцелот опять ее спасет.
Трибуны восторженно завопили, когда Ланс галопом вылетел на поле в бело-серебристом костюме и с серебристым вымпелом на копье. Он весь как бы светился, даже его конь был серебристо-серой масти. Он поднял его на дыбы, приветствуя ревущую толпу.
– Самовлюбленный дурак, – проворчал Джон. – Тех денег, что он выбросил на этот наряд, хватило бы заплатить половину его долгов. И где он их взял?
Его дочь не стала задумываться над этим вопросом, потому что в это время Ланс подъехал к главной трибуне и устремил вопросительный взгляд на Гинни. «Ой, – с ужасом вспомнила она, – я же обещала ему носовой платок, знак своей благосклонности, и опять забыла».
Что же ему дать? Лента, что у нее в волосах, не годится – она синяя, а Лансу нужно что-нибудь белое. Гинни судорожно рылась в ридикюле, но там она нашла лишь старый батистовый платок, на котором не было ни кружев, ни вышивки. Невелик дар, но придется Лансу им удовольствоваться.
При виде немудрящего кусочка батиста Ланс нахмурился. Гинни даже показалось, что он от него откажется, и у нее упало сердце. Однако после минутной заминки он взял платок и привязал его к своему копью. Потом изящно поклонился и, пришпорив коня, поскакал туда, где ждали участники турнира. Джон продолжал ворчать, поминутно отхлебывая из фляжки, но Гинни немного успокоилась. Из всех участников ни один не казался достойным соперником Лансу, так что можно было надеяться, что он благополучно со всеми ними расправится.
Поначалу Гинни было интересно смотреть, как всадники с копьем наперевес устремлялись к маленькому кольцу. Но по мере того как они один за другим промахивались, ей стало скучно смотреть на это бездарное зрелище. Половина рыцарей, выбывших из турнира в первом же раунде, не сумели даже дотронуться до кольца, а еще столько же не сумели удержаться в седле. Теперь уже победа Ланса была предопределена, и Гинни стало невыносимо скучно: как медленно тянется время!
После второго раунда осталось лишь около десятка участников, а после третьего – только пятеро. Гинни устало обмахивалась веером, глядя, как соперники Ланса один за другим выбывали из игры, пока Ланс не остался один. Наконец-то, подумала она, когда он, улыбаясь до ушей, направил своего серебристого скакуна к главной трибуне.
Ну вот, все получилось так, как она хотела. Но Гинни почему-то чувствовала разочарование. Она знала, что ей повезло, но как хотелось, чтобы все это было более романтично или по крайней мере более увлекательно. Если уж ее будущее решалось на турнире, то мог бы он хотя бы заставить ее поволноваться?
Что это с ней, жара, что ли, допекла? Чем жаловаться, что ей, видите ли, недостаточно интересно, благодарила бы судьбу, что Ланс победил. Все кончилось благополучно, Ланс осуществил все ее мечты, и теперь ей остается лишь радоваться.
«И буду, – сказала себе Гинни, – вот только приму прохладную ванну и выпью стакан лимонада».
Но до тех пор ей следовало пройти через церемонию, которую дожидались зрители. Ланс подъехал поближе, Гинни с натужной улыбкой встала и взялась руками за корону. По традиции она должна вручить ее победителю.
– Не спеши, – сказал ей отец, тоже вставая. – Еще не конец.
– Сядь, Джон! – прошипел дядя Джервис. – Мы знаем, что ты недолюбливаешь Бафорда, но он же всех победил.
– Разве всех? А это кто?
В толпе нарастал гул. Гинни и Джервис посмотрели в сторону, куда показывал Джон.
– Нет! – прошептала Гинни, стискивая руками корону. Она узнала нового рыцаря.
На огромном вороном жеребце на поле выехал Раф Латур.
Глава 8
Латур? Явился на турнир? Ланс не хотел даже самому себе признаваться, как это его встревожило. А чего, собственно, ему бояться? Они же не собираются драться на кулачках, как в детстве, – в этом мальчишка из семьи бедного фермера, конечно, был мастер. Другое дело – спорт джентльменов. Тут мастер Ланс. Подумать только, какая-то шваль воображает, что он имеет право так просто бросить вызов ему, Лансу! В другое время он с удовольствием проучил бы нахала, но сегодня слишком многое поставлено на карту.
– Поздно явился! – крикнул он, разозленный приемом, который Латуру оказали зрители. – Я уже выиграл турнир.
Латур подъехал с раздражающей неторопливостью и осадил жеребца перед главной трибуной.
– Странное дело, что-то я не припомню, чтобы в объявлении говорилось, к какому времени нужно явиться.
В правилах написано, что турнир заканчивается, когда королева объявляет победителя.
Латур протянул Джону Маклауду через барьер листок с правилами.
Тот, крякнув, взял его. Ланс заметил, что у Гинни побелели пальцы, сжимавшие корону, а лицо залила смертельная бледность.
– Он прав, – с довольным видом объявил Джон Маклауд, помахивая листком с правилами. – Тут еще сказано, что королева не может объявить победителя, пока об этом не приняла решение судейская коллегия.
Ланс поглядел на Джервиса, который тоже был явно раздосадован. Они вставили правило о судейской коллегии, чтобы обезопасить себя, а не для того, чтобы им воспользовались всякие выскочки.
– Я не вижу причин запретить этому человеку участие в турнире, – с удовлетворенным вздохом проговорил Джон и откинулся на спинку своего кресла.
– А я вижу несколько таких причин, – холодно сказал Джервис. – Во-первых, он не заплатил за участие. Если бы заплатил, у него был бы, как и у остальных, номер.
Ланс улыбнулся. Он совсем забыл про деньги – самому-то ему не пришлось ничего платить, – но этот пункт был в правилах: плату нужно было внести до начала турнира.