– Да вам-то что? Вы будете благоденствовать в своем любимом Розленде.
– А дети благоденствуют здесь, в этой лачуге.
– Это не лачуга, а дом, черт побери!
Да, он прав. Гинни вдруг поняла, почему Раф ее все время поправляет. Место, где люди живут и любят, нельзя называть лачугой. Да она сама уже давно в уме называет его домом.
Но она упорствовала на своем:
– Как ни назови, это не меняет дела. Вы попросили меня научить этих детей грамоте и хорошим манерам, а теперь лишаете меня возможности закончить свое дело.
Раф опустил бутылку и вперился в нее.
– Вы что, не слушали меня? Я сказал, что отвезу вас домой в Розленд. Вы же хотели уехать по истечении месяца. Разве вы не рады, что выходит по-вашему?
Да, ей следовало бы радоваться, но, глядя на Рафа и сознавая, что ей придется навсегда распроститься и с ним, Гинни чувствовала только грусть. Стоя перед ним, она вдруг живо вспомнила, как он прижимал ее к себе, и их ничто не разделяло, кроме тонкой рубашки. Какое это было блаженство – целовать его, забыв всю горечь, все прошлые обиды! В тот вечер они были просто мужчина и женщина, которых связывало страстное влечение.
В глазах Рафа тоже что-то промелькнуло – видно, и он вспомнил тот вечер.
– Не смейте так на меня смотреть, – тихо проговорил он.
Гинни удивленно моргнула.
– Как?
– А вот так – широко раскрыв глаза и надув губки. И не рассказывайте мне, будто вы не знаете, как это действует на мужчину, моя прекрасная дама. Вы уже много лет используете свои женские чары для того, чтобы добиться своего.
– Ничего подобного...
– Со мной у вас такое не выйдет! – Не отводя глаз от ее лица, ее губ, он швырнул бутылку в реку и схватил Гинни за руки. – Мне это надоело! То вы пылаете жаром, то обдаете холодом. И даете глазами обещания, которые ваше тело не собирается выполнять.
Гинни сгорала от унижения. Так вот что он думает – что она играет с ним как кошка с мышью.
– Вы не понимаете...
– Нет уж, хватит! Я лучше поеду, пока не сделал такого, о чем мы после оба будем сожалеть. – Раф отпустил ее руки и пошел к пироге. – И запомните, – бросил он ей через плечо, – если вы еще раз начнете что-нибудь этакое, я доведу дело до конца.
Вот как? Значит, ей только стоит улыбнуться и шагнуть к нему, и все будет решено? Но, хотя ее тело жаждало его объятий, она понимала: если после этого предупреждения пойдет за ним, вина за то, что произойдет, будет лежать на ней. По сути дела, это будет означать, что она сама соблазнила его.
Но Раф и не дал ей такой возможности. Он уперся шестом в берег и оттолкнул пирогу, ни разу на нее больше не взглянув.
Гинни стояла на берегу, охваченная горькими чувствами. А она-то строила планы, она-то мечтала, что теперь все будет хорошо, и пожалуйста – он отсылает ее в Розленд. Она пошла обратно в дом, пытаясь найти радость в мысли, что скоро будет дома, но вместо этого думала о торте, который они с Джуди собирались испечь к его дню рождения, и о том, что она еще столько книг не успела прочитать Кристоферу.
– Жутко сердитый, да? – сказала Джуди, которая вместе с братьями стояла на крыльце.
Интересно, они все слышали? Гинни вгляделась в их лица. Судя по написанному на них беспокойству, – больше, чем хотелось бы. Остается надеяться, что они не поняли, в чем обвинял ее Раф.
– Все будет хорошо, – сказала она, – Он передумает.
– Мы не какая-нибудь малышня. Не надо нам врать! – отрезала Джуди.
Она стояла, скрестив руки на груди. До чего же она похожа на Рафа: оба считают, что лучшая оборона – это нападение. Джуди напускает на себя воинственность, а Раф защищается от мира злостью.
– Я не вру. Мне хочется на это надеяться, – ответила ей Гинни.
– На что это вы надеетесь? – насмешливо спросила Джуди.
Действительно – на что?
– Ты же слышала, что она ему сказала, Джуди! – воскликнул Кристофер, сбегая по ступеням к Гинни. – Она сказала дяде Рафу, что хочет, чтобы мы оставались здесь.
– Вы не позволите ему отослать нас в Новый Орлеан? – сказал подошедший к ним Поль.
Гинни была бы рада им это обещать, но понимала, что Джуди права: лучше сказать правду.
– Раф – ваш опекун. Если он решит вас туда отослать, я никак не могу этому помешать.
– Мы не хотим там жить! – Питер тоже спустился со ступенек. – Они злые и вредные.
Гинни была потрясена, с какой убежденностью он это сказал, и повернулась к двум старшим детям, все еще стоявшим на крыльце.
– В чем дело? Почему вы не хотите жить с родными? Патрик пожал плечами и тоже сошел вниз.
– Они плохо относились к маме и дяде Рафу, – объяснил он. – Если бы у мамы было куда поехать, она бы ни за что не стала бы с ними жить.
– Сначала мама даже была рада, – добавил Поль. – Она не знала, почему ее мама так не любила отца с матерью. У них большой дом и куча денег.
– Но когда она с ними познакомилась, она поняла, – сказал Питер. – Ее дед с бабкой – такие злые люди, что она вышла замуж за папу, чтобы от них сбежать.
– Она знала, что Раф мечтал оттуда сбежать, но оставался, чтобы защищать ее, от них, – бесстрастным тоном сказала Джуди.
Наступила зловещая тишина. Гинни было ужасно жаль Жанетт. Что же это за люди, ее дед с бабкой, если она предпочла выйти замуж за Жака Морто, только бы избавиться от них? А бедный Раф наверняка винит себя, его свобода стоила жизни его сестре.
Но как же он может обречь на такую же жизнь детей?
Это все оттого, что банк отказал ему в займе. Его зажали в угол, и он бросается на всех, кто попадается ему под руку, не разбирая правых и виноватых.
– Вы с ним еще поговорите, Гинни? – ее Патрик. – Объясните ему, что мы там жить не сможем.
«Как же, станет он меня слушать!» – такова была первая мысль Гинни, но она не высказала ее вслух, ее остановил полный надежды взгляд Джуди. Девочка пока еще не полностью ей доверилась, но она хочет ей верить. Да и Гинни самой хотелось в себя верить.
Попробовать-то можно!
– Я ничего не могу вам обещать, – сказала она детям. – Но я с ним поговорю и сделаю все, что в моих силах.
– Тогда вам придется задержаться здесь подольше, – напомнила ей Джуди, всей своей позой выражая недоверие. – Вы останетесь?
Внезапно повеселев, Гинни обвела рукой окрестности.
– Ну где еще мне представится возможность воевать с аллигаторами? Или спать в одной комнате со змеями? Моя дорогая девочка, в Розленде я просто умру от скуки.
Она была вознаграждена дружным смехом мальчиков и неохотной улыбкой Джуди.
– С аллигаторами, пожалуй, легче воевать, чем с Рафом, – сказала Джуди. – Он вас под горячую руку на куски разорвет.
«Весьма возможно», – подумала Гинни, но вслух сказала:
– Еще посмотрим, кто кого!
– Так вы останетесь и будете нашей мамой? – спросил Кристофер с надеждой в голосе. – Навсегда?
Понимая, что должна сказать ему правду, Гинни покачала головой.
– Откуда мне знать, миленький, какой сюрприз мне преподнесет жизнь? Я могу только обещать, что постараюсь уговорить вашего дядю оставить вас здесь. А что касается остального, мы с ним не очень-то ладим. – Увидев, как погрустнел Кристофер, она напомнила себе, что у детей и без этого хватает поводов для беспокойства. – Знаешь что, давай не будем заглядывать далеко вперед. Сейчас главное – как следует подготовиться к дню его рождения. Осталось меньше двух недель.
– Может, никакого дня рождения и не будет. Вдруг он отвезет нас в город?
– Не впадай в уныние, Джуди. – Гинни велела мальчикам идти в дом, а сама взяла Джуди под руку. – Устроим Рафу такой замечательный праздник, что никому никуда не захочется ехать. Главное – вам надо показать дяде, как вы его любите.
Джуди внимательно поглядела на нее.
– А вы?
– Обо мне не беспокойся. Я тоже постараюсь сделать все как можно лучше.
– Я не это имела в виду. Вам не кажется, что дяде Рафу нужно знать, что вы его тоже любите?
– Я?.. – Гинни хотела категорически отрицать свои чувства к Рафу, но слова замерли у нее на губах. С довольной ухмылкой Джуди высвободила руку и пошла в дом.