Рафа охватило острое чувство одиночества. Пожалуйста! Она еще не уехала, а ему ее уже не хватает!
Рассердившись на себя, Раф вышел наружу. Надо ее поскорее найти и разрубить этот узел. Он объяснит Гинни свое решение. Если она и после этого будет с ним не согласна, что ж, один раз он ее увез силой, увезет и во второй – назад, домой.
И тут он услышал ее голос за домом и вспомнил лохань и их жаркие объятия. Мотнув головой, он отогнал это воспоминание. Если он поддастся ей, он никогда не осуществит свои замыслы.
Завернув за угол, он увидел Гинни. Она стояла перед врытым в землю столиком и озадаченно глядела то на нож у себя в руке, то на лежавшую перед ней рыбу. Вид у нее был весьма непрезентабельный: волосы выбились из пучка и падают на глаза, голубое платье запачкано кровью. «Куда девалась спесивая королева Гиневра? – с невольной улыбкой подумал Раф. – Эта женщина больше похожа на полоумную убийцу».
Сморщившись, Гинни схватила рыбу, но ее жертва выскользнула у нее из рук, и нож, который она хотела в нее вонзить, воткнулся в стол. Гинни с проклятием выдернула его из стола. Вот тебе и леди – какие слова знает! Раф смотрел, как она бросается на рыбу снова и снова – все с тем же плачевным результатом, – и наконец не выдержал и рассмеялся.
– Что это вы делаете? – спросил он, подходя к столику.
Гинни бросила на него удивленный взгляд и тыльной стороной руки отвела от лица волосы.
– Разве не видно? Сражаюсь с рыбой.
– И рыба одерживает верх?
– Да, дьявол ее побери! -^– Гинни поджала губы, словно собираясь разразиться уничтожающей отповедью, но вместо этого вдруг широко улыбнулась. – Признаю, что о рыбах мне известно только то, что они мокрые, скользкие и противно пахнут.
– Тогда зачем вы с ней сражаетесь?
– Такова договоренность: ловить рыбу я не умею, значит, должна ее чистить, – ответила Гинни, пожав плечами. – Джуди отчаялась научить меня насаживать червяка и решила, что мне лучше заняться чисткой того, что они поймали. Я и согласилась, воображая, что от меня требуется только ополоснуть мертвых рыб в ведре. Представьте себе мое смятение, когда она сказала, что их нужно еще и выпотрошить. Но отказываться было поздно – я уже обещала почистить рыбу.
– И она вам не показала, как это делается? Гинни покачала головой.
– По-моему, они меня так испытывают. Если я сумею почистить рыбу, это будут еще очки в мою пользу.
Гинни так серьезно на него смотрела, она была так очаровательна с всклокоченными волосами и испачканным кровью лицом, что Раф совсем забыл, что собирался отослать ее домой. Надо ей помочь!:
– Ну-ка дайте мне нож, – сказал он подходя к столу. Гинни внимательно слушала его объяснения, надо схватить рыбу за хвост, потом вскрыть ей брюхо: Она старалась сохранять спокойствие, глядя как он рукой выгребает из рыбы внутренности, но побледнела, когда он стал соскребать с рыбы чешую и резать ее на куски. Раф достал из ведра другую рыбу.
– А теперь попробуйте вы, – безжалостно сказал он.
Гинни скривилась, но с мрачной решимостью взялась за дело. Держа рыбу за хвост, она стала взрезать ей спину. Раф схватил ее за руку, чтобы остановить, и тут же осознал, что это было ошибкой. Это секундное прикосновение всколыхнуло все его подавленные желания. Даже оборванная, грязная и пропахшая рыбой, Гинни казалась ему более соблазнительной, чем любая другая женщина на свете.
Она испытующе посмотрела ему в глаза, заставив его так же испытующе заглянуть в самого себя. Он напомнил себе, что приехал для того, чтобы ее отослать, но совершенно забыл, зачем ему это понадобилось.
Отдернув руку, Раф сердитым голосом объяснил, что вспарывать рыбе надо брюхо, а не спину, и пошел мыть руки. Рядом с ней просто опасно находиться – мозги окутывает какой-то туман. Остается только одна мысль – как много такая женщина, как Гинни, может дать мужчине, которого полюбит. Нет, надо держаться от нее подальше – хотя бы встать с другой стороны стола. Тогда ему, может быть, и удастся сказать ей то, за чем он приехал.
Но, глядя, как Гинни постепенно осваивает искусство чистки рыбы, Раф обнаружил, что не знает, с чего начать. Перед ним была совсем не та избалованная, заносчивая женщина, которую он сюда привез. За прошедшие недели Гинни Маклауд изменилась к лучшему. Может быть, это произошло потому, что она хотела завоевать уважение детей, но нельзя отрицать, что он и сам невольно проникается к ней уважением.
– Я хотел извиниться за свое поведение в прошлый приезд.
Раф мысленно чертыхнулся – он вовсе не это собирался ей сказать.
Гинни посмотрела на него с удивлением.
– Ну что вы, зачем...
– Я прошу вас меня извинить за то, как я себя вел, – продолжал Раф, раздражаясь, что она все время отвлекает его от главного, – но не за то, что я говорил. Я действительно собираюсь отослать вас домой, моя прекрасная дама.
Он ожидал, что она выразит облегчение – ну, может быть, для видимости возразит, но Гинни снова его удивила. Отдувая волосы с глаз, она покачала головой.
– Нет, – деловито сказала она, – я нужна здесь.
– Детей я увезу в Новый Орлеан. Она опять покачала головой.
– Если бы это был приемлемый вариант, вы бы давно так и сделали. Зачем вам было бы похищать самовлюбленную и эгоистичную мегеру, если бы вы могли поручить детей людям, о которых вы до сих пор ни разу не вспомнили. Дети говорят, что их прадед и прабабка не хотят, чтобы они с ними жили.
– Хотеть-то они хотят, – с горечью возразил Раф. – Они мечтают доказать мне, что были правы.
– Правы?
– Они твердят, что моя мать вышла замуж за человека ее недостойного, что Дэвид Латур был пустым мечтателем и все, что он предпринимал, было обречено на неудачу. И что я унаследовал от него эту черту. Если им поручить воспитание детей, те в конце концов откажутся признавать, что состоят со мной в родстве.
Гинни смотрела ему в глаза и, казалось, видела, что творится у него в душе.
– О Раф, – сказала она, – вам, видно, нелегко пришлось.
Он пожал плечами.
– Ничего, справился.
Гинни кивнула, решив не оспаривать эту явную ложь, и за это он почувствовал к ней еще большее уважение.
– Но вашей матери и сестре было еще хуже, так ведь? У Рафа искривилось лицо, память об этих горьких событиях причиняла ему такую боль, точно они произошли вчера.
– Смерть отца была тяжелым ударом, но еще тяжелее было слушать, как эти люди смешивают его с грязью. Это убивало мать и сестру. Они потеряли якорь в жизни, а я, их главная опора, был еще слишком молод и зависим, чтобы их защитить. Дед с бабкой говорили о христианской любви к ближнему, но заставляли нас чувствовать себя нищими, которым приходится выпрашивать каждый кусок хлеба. В такой муке мы прожили год, и потом мама не выдержала и умерла, а Жаннет убежала с Морто. Я часто думал, что она вышла замуж за это чудовище, чтобы наказать деда с бабкой, потому что он воплощал в себе все те отвратительные черты, которые они приписывали моему отцу.
– Бедняжка! И кого она наказала? Только сама себя, – со вздохом сказала Гинни.
Раф удивился, как правильно она все поняла! И как она сумела заставить его говорить о вещах, которые он до сих пор поверял одному Гемпи. Странным образом, он совсем не чувствовал, что совершил глупость, доверившись ей. Нет, он чувствовал облегчение.
– Да, видимо, они ужасные люди, – сказала Гинни, словно думая вслух. – Тогда как же вы можете даже подумать о том, чтобы отослать к ним детей?
Раф отвернулся, не в силах выдержать ее испытующий взгляд. У нее слишком зоркий глаз. Того и гляди, скажет ему, что он такой же слабый и пустой мечтатель, как и его отец.
– Послушайте, моя прекрасная дама... Нож с тупым стуком воткнулся в доску стола.
– Нет, это вы меня послушайте, Раф Латур. Может, мое присутствие здесь и не идеальный выход из положения, но я научилась ладить с детьми. Почему бы мне не жить здесь и дальше?