Он открыл бутылочку и высыпал в рот немного порошка. Он был горький на вкус, и Джервис, чертыхнувшись, достал из кармана бутылку виски. Он поочередно глотал порошок и запивал его виски, проклиная всех и вся, своенравную Гинни, тупицу Ланса, который не сумел ее обуздать, своих родителей, которые обожали старшего сына и не обращали никакого внимания на младшего, покойную жену. Как неудачно он женился, упустив свой единственный шанс стать королем, владельцем замка! И где сын, которого он так ждал? Жена родила ему какую-то робкую мышку. Да и сама в подметки не годилась Аманде.
Как красива была Аманда Маклауд, как соблазнительна, черт бы ее побрал! Она тоже виновата в его несчастьях. Она разбила его сердце, выйдя замуж за его брата. И все же от каждой ее улыбки в нем оживала надежда. А в каком он был восторге, когда она в ту ночь сказала, что уедет с ним. Дожидаясь ее в договоренном месте у протоки, он чувствовал себя юношей, он строил грандиозные планы. А она заявила, что передумала, что не может уйти от Джона. И тогда от ярости и обиды он потерял голову. Он не помнил, что было дальше. Когда он очнулся, в руках у него была тяжелая палка, а на земле перед ним лежала мертвая Аманда.
У него хватило соображения представить дело так, будто она упала с лошади. Пусть Гинни и Джон винят себя в ее смерти – так им и надо! Но он совершил одну ошибку – взял на память перчатку Аманды.
Это был дурацкий жест – стянуть с ее мертвой руки перчатку и хранить ее как символ благосклонности его дамы. Шериф очень удивлялся, что на мертвой женщине только одна перчатка, но его ничего не стоило убедить забыть о ней. И все забыли про перчатку. А Джон, оказывается, не забыл.
Джервис проглотил последнюю порцию порошка и еще раз проклял Джона. По его вине он потерял надежду на деньги Гинни, на Розленд. Ему вообще ничего не светило, кроме петли. Даже из могилы Джон ухитрился отомстить ему.
Подняв глаза, Джервис увидел, что к берегу причалила пирога Латура. Вот те раз! Живехонек, даже брови не опалил! Дьявол! – выругался Джервис. До чего же похож на Джона! Ходит гоголем, всегда ухитряется взять верх, даже когда все против него. При мысли, что Латур остался жив, что он получит Гинни и с ней ее денежки, Джервис остервенел. В его затуманенном опием мозгу это слилось воедино с тем, как Джон отнял у него Аманду.
Он, шатаясь, встал на ноги. «Стрелять в этого проходимца бесполезно, – подумал он, – все равно промажу. Но по крайней мере можно ему отравить радость победы. Язык мне пока не отказал. С какой стати я должен страдать один?»
Раф стоял перед пожарищем, тупо уставившись на медальон. Свидетельства того, что здесь произошло, были у него перед глазами, но его ум отказывался воспринять случившееся. Ему казалось, что дети вот-вот выскочат из зарослей и предъявят ему связку пойманной рыбы. А на крыльце, улыбаясь, будет стоять Гинни.
Он позвал детей по именам, но они не выскочили из зарослей. Постепенно ужасная правда доходила до его сознания. Крыльца нет – и Гинни тоже больше не будет.
Боль стиснула ему сердце. Он вспомнил, как кричал на нее вот здесь, на этом самом месте, швыряя ей в лицо мелочные обвинения и требования. С какой радостью он забрал бы их назад! Пусть она вернется в Розленд, твердил он как заклинание, пусть вернется к Бафорду, лишь бы была жива.
– Уж не мою ли племянницу ты ищешь, Латур?
Раф круто обернулся. Он никого не ожидал здесь увидеть, и уж меньше всего Джервиса Маклауда. Как он сюда попал? И главное – что он знает о Гинни?
– Ты опоздал, – сказал Джервис, убивая в нем последнюю надежду. – Моя племянница далеко.
Далеко? Это слово опустошило Рафа. Неудивительно, что Джон Маклауд сдался перед жизнью. Как можно бороться, когда ничего не осталось, кроме как заливать горе вином?
Джервис шатался, похоже, тоже заливал какую-то свою неудачу вином.
– Треугольник – вещь предательская. Когда сходятся трое, один обязательно окажется лишним. Мы с тобой, Латур, оказались лишними. Мы проиграли, Раф почти не слышал его слов. Его ум уже начал воспринимать страшную правду, он уже начал подсчитывать потери. У каждой потери было лицо и имя, и каждое лицо будет преследовать его во сне до конца его дней. Это же были дети, пришла ему запоздалая мысль. Он должен был оберегать их. Но как такое могло случиться?
– Некоторые женщины так устроены, – бормотал Джервис. – Джон мог у нее на глазах лечь в постель хоть с сотней баб, и все, равно Аманда предпочитала, его всем.
Джон? Аманда? Раф потряс головой.
– Не пойму, о чем это вы, мистер Маклауд.
– О том, что Гинни – точь-в-точь мать. Как застрянет в башке одно имя, так его ничем оттуда не вышибешь. А тебя она, парень, просто жалела. Но я ей сегодня утром вправил мозги.
И Джервис стал рассказывать, как он расписал Гинни все преступления Рафа, поступки, которые он действительно совершил, или свои собственные измышления. Раф представил себе, как Гинни слушает дядю и верит каждому его слову. Эта картина заслонила все остальное, и до него не сразу дошло, что Джервис все это рассказывал Гинни сегодня утром.
– Постойте-постойте! – перебил он Джервиса. – Где вы это все ей рассказали?
– В Розленде. Она вчера вернулась домой.
– Так она жива!
Раф словно воскрес из мертвых. Джервис с ухмылкой посмотрел на него, потом на пепелище.
– А ты думал, что мы ее сожгли вместе с домом?
– Так это вы сожгли дом? – Раф схватил Джервиса за горло. – Да я тебя...
– Давай-давай, убей меня, – с издевкой сказал Джервис. – Я буду рад умереть, зная, что тебя сунут за решетку.
Раф с отвращением его выпустил. Это ничтожество не стоит того, чтобы об него марать руки. Джервис потряс головой.
– Да зачем тебе этот дом? Твои дети хотят жить в Розленде с Гинни и Лансом. Она сегодня выходит за него замуж, а тебе велела передать вот это. – Он полез в карман и достал разорванную пополам бумагу. – Твоя лицензия на брак. Похоже, она ей не больно-то нужна.
У Рафа потемнело в глазах. Значит, Гинни жива, и дети тоже живы! Он посмотрел на валявшийся на земле медальон и вспомнил слова Гинни: «Джуди его никогда не снимает». Но если Джуди уехала в Розленд, почему этот медальон валяется здесь?
– Мальчишки у тебя отличные, Латур. Жаль только, что они тебя знать не хотят.
Джервис хлопнулся на валявшееся поблизости бревно и тупо уставился в пространство.
– Один из этих мальчишек – девочка, – так же тупо поправил его Раф.
– Нет, девочки не было. Трое мальчишек, и все. Трое мальчишек? Раф лихорадочно соображал. Да, это похоже на Джуди – отказаться ехать в Розленд и стеречь дом с отцовским ружьем в руках. И с ней остался кто-то из мальчиков – скорее всего Патрик. Вот они-то, наверно, сладко спали, когда явились поджигатели.
Раф выкинул из головы эту страшную мысль, поднял медальон и стал его разглядывать. Медальон был прохладный – и он лежит не на пепелище, а снаружи!
– В доме оставалось двое детей. Ты уверен, что не слышал их криков?
– Детей? Нет... детей мы не собирались убивать... хотя, может, Ланс или Морто...
Раф застыл. Морто?
Джервис махнул рукой в сторону болота.
– Они пошли туда... за ними...
Тут только до Рафа дошло, что к берегу причалено несколько лодок. Если Джуди и Патрик увидели Морто с компанией собутыльников, они убежали. «Если заявится папа, – вспомнил он их слова, – мы спрячемся в крепости».
Держа медальон в руке, Раф направился по тропинке в заросли. Представив себе, как двое вооруженных деревянными мечами детей отбиваются от преступника, который называет себя их отцом, он ускорил шаги, потом пустился бежать, мысленно вознося молитву.
Господи, сделай так, чтобы они успели спрятаться, и, Господи, не дай мне опоздать!
Глава 23