Он был построен и отделан исключительно на доходы от сахарного тростника. Гордый и упрямый Раф категорически отказался потратить на него хотя бы цент из завещанных ей отцом денег. Тогда Гинни открыла небольшой счет на каждого из детей, а остальное вложила в банк миссис Тиббс на случай неурожая или какой-нибудь другой нужды. А уж спорить с Рафом о том, взять эти деньги со счета или нет, они будут, когда наступит эта самая нужда.
Пока что они процветали, Раф уже собрал два богатых урожая, и на полях зрел третий. Поначалу они построили маленький домик – немногим больше того, что стоял на острове в дельте, но с каждого урожая делали к нему пристройки, и теперь у всех пятерых детей была своя спальня. И даже было несколько запасных комнат для гостей. Их дом не был таким величественным, как Розленд, но зато в нем было легко и приятно жить. Между собой они называли его Камелот – не потому что он был похож на замок их детских фантазий, но потому что он символизировал осуществление их грез.
Гинни посмотрела через комнату на Эдиту-Энн. Вот она уж точно нашла в Гамильтоне своего рыцаря в золотых доспехах. Он помог ей пережить и скандал, связанный со смертью отца, и выкидыш, в результате которого погиб ребенок Ланса, и он вложил в Розленд собственные деньги, чтобы возродить плантацию. В этом году он, говорят, посадил почти столько же тростника, сколько и Раф. И эти деньги им очень пригодятся, полгода назад Эдита-Энн родила ему первенца, а сейчас носит под сердцем второго ребенка.
А Ланс получил по заслугам. Суд решил, что у него нет права ни на что, кроме тюремной койки, – прощай мечты о Розленде. Иногда Гинни думала о нем с жалостью, но, взглянув на детей, благодарила Всевышнего за то, что ни Ланс, ни их жуткий отец больше не угрожают их жизни и благополучию.
Мимо Гинни проплыла Джуди в розовом платье с кружевами – уже не мальчишка, а прелестная девушка. Может быть, она и не замечает, как молодые люди пожирают ее глазами, но, судя по тому, как она едва заметно качнула бедрами, она все замечает и наслаждается вновь обретенным ощущением власти.
Глядя на нее, ее прадед и прабабка неодобрительно хмурятся, но они вообще никогда не улыбаются и вечно всем недовольны. Но при всем том успех Рафа на них явно произвел впечатление. А Рафу очень важно показать им свой дом и свою плантацию, чтобы они перестали наконец поносить его покойного отца.
– Ну что я тебе говорила, – раздался рядом с ней голос миссис Тиббс. Кивнув на толпу гостей, она продолжала: – Да кто посмеет сказать что-нибудь дурное об урожденной Маклауд, когда ее муж стал одной из первых персон в приходе?
Гинни долго отказывалась праздновать новоселье, опасаясь, что соседи не забыли, как скандально началась их совместная жизнь с Рафом. Она-то перенесет любые колкости, но ей не хотелось подвергать унижению Рафа.
– Да, народу собралось много, – признала Гинни. – Даже Бенсоны и Фостеры не поленились приехать из Нового Орлеана, а Роберт Самнер привез невесту Монику. Столько кругом интересных людей, а вы почему-то разговариваете с одним Гемпи.
Миссис Тиббс вдруг покраснела, но быстро оправилась. Скрестив руки на груди, она окинула взглядом уставленный снедью стол и сердито заявила:
– Этого человека нельзя оставлять без присмотра. Представляешь себе, он хотел поставить на стол копченое мясо аллигатора!
Гинни улыбнулась, она то знала, какое удовольствие получает миссис Тиббс от шутливых перебранок со старым хитрецом. Что-то в их отношениях напоминало ей их отношения с Рафом в начале знакомства, и в глубине души она надеялась, что эти пререкания тоже скрывают романтический интерес. Ей очень хотелось, чтобы Гемпи и Элеонора Тиббс нашли счастье на склоне лет, но в этом был и эгоистический интерес, как было бы хорошо, если бы они оба жили неподалеку и у нее была возможность повседневного с ними общения.
– Стол вы накрыли потрясающий, – сказала она. – Что бы я без вас делала?
– Не скромничай, ты прекрасно справилась бы и без нас.
– Может, и справилась бы, но все равно я страшно рада вас видеть. Вы были мне настоящим другом. Я даже не понимаю, почему вы не поленились вправлять мозги своенравной эгоистке. Видимо, все же сумели разглядеть во мне что-то достойное, а главное, сумели заставить меня заглянуть себе глубоко в душу и найти там совершенно другого человека.
– Да не заставляла я тебя ничего такого делать! Ты сама справилась! Ну и Раф, конечно, помог.
Гинни посмотрела в ту сторону, куда кивком показала миссис Тиббс. В дверях стоял Раф. Даже после полутора лет брака у нее сладко щемило сердце каждый раз, когда она его видела. Как же она любит этого человека!
Раф прошел через комнату к камину. В руках у него была длинная картонная коробка. Гинни смотрела на него непонимающими глазами – что это он задумал? Не замечая обращенных на него со всех сторон взглядов, Раф открыл коробку и вынул из нее деревянный меч, который Патрик выточил для него ко дню рождения. При виде меча на Гинни нахлынули радостные и тревожные воспоминания.
Раф поднял глаза и с изумлением обнаружил, что оказался в центре всеобщего внимания.
– Простите меня, – сказал он, – но сегодня по случаю новоселья я решил повесить Эксалибур на почетном месте в нашем доме.
Гости заулыбались, глядя, как Раф пристраивает меч. Постепенно комнату опять заполнил гул разговоров, но Гинни не спускала глаз с мужа. Она видела, как он отыскал взглядом детей – сначала счастливо улыбающегося Патрика, потом окруженную поклонниками Джуди. Младшие дети были заняты своими проказами и не заметили его улыбки: близнецы прятались под столом от группы хихикающих сверстниц, а Кристофер таскал со стола кусочки повкуснее.
Глядя на своих приемных детей, ощущая зародившуюся внутри нее новую жизнь, Гинни должна была, казалось бы, ощущать безоблачное счастье – о чем еще может мечтать женщина? Но у нее словно заноза в сердце сидело до сих пор не осуществившееся желание услышать от Рафа слова любви. Правда, она чувствовала его любовь в каждом взгляде и каждом поступке, но ее угнетало воспоминание об отце, вдруг Раф неожиданно изменится, как это сделал Джон по отношению к Аманде? Глупо, конечно, но ей казалось, что, если он произнесет эти важные слова, они станут талисманом, гарантией того, что он будет принадлежать ей до конца своих дней. Тогда она будет спокойна, зная, что Раф всегда держит слово.
Увидев, что Раф идет к ней через комнату, Гинни выкинула глупые сомнения из головы. Зачем требовать клятв, когда любовь и так светится в его глазах? Раф прав, человек не может знать, что с ним случится до конца его дней.
– Как ты это замечательно придумал – повесить Эксалибур над камином, – сказала она Рафу, когда он к ней подошел. – Патрик прямо расцвел от счастья.
– У него есть для этого основания. Я буду всю жизнь беречь этот меч как доказательство того, что за свою мечту стоит бороться.
– Ты боролся не зря, – сказала Гинни, нежно погладив его по щеке. – Ты осуществил свою мечту.
– Мы осуществили нашу мечту, – поправил он Гинни, накрыв ее руку своей. – Стоит только оглянуться по сторонам, чтобы увидеть, как ты изменила нашу жизнь, как под твоим влиянием изменились дети – и даже их прадед с прабабкой, которые сердито зыркают глазами из своего угла. Если бы не ты и не твоя вера в меня, не знаю, хватило бы у меня сил довести дело до конца. Ты и есть моя мечта, Гинни. Ты моя жизнь.
– О Раф! – прошептала Гинни, которой казалось, что ее сердце разорвется от счастья. Раф улыбнулся и поднес ее руку к губам.
– Я ваш вассал, моя прекрасная дама, и я живу, чтобы любить вас.
У Гинни замерло сердце. Она вгляделась ему в глаза:
– О Раф...
Он наклонился и поцеловал ее на глазах у всех – не обычным, а словно бы ритуальным поцелуем.
– Я тебя очень люблю, родная, – сказал Раф, и Гинни ощутила несказанное счастье, – и буду любить до конца своих дней.